Кровники. Ольга Пустошинская

подранка:

      – Ничего. Мне надо идти.

      – На бокс?

      – Я скоро… – Он нахлобучил кепку и выскользнул за порог.

      – Ну вот куда он ходит, куда? – простонала бабушка. – Марусь, ты хоть спроси его.

      – Ну куда-куда… К девчатам. Дело молодое, погулять хочется. Влюбился парень, – спокойно ответила Маруся.

      Прасковья сердито махнула рукой:

      – Не рассказывай мне про любовь! Раньше какой он был? А? Обнимет и поцелует… всё бабулечка да мамулечка. А сейчас? Ты слепая, что ль, Марусь? Как придёт, так сразу убегает, будто говном воняет дома. Где он ходит, где ночует?.. Нет, и не говори мне ничего, я чувствую: с Колькой беда.

      Тревога не давала Прасковье покоя, и сердце ныло, ныло…

      На другой день она надела выходную юбку и кофту, повязала белый платок и ушла, оставив Наташку на старшую внучку Валю. Путь предстоял неблизкий, аж в Старый город.

      – Да что мне сделается, дойду… – бормотала Прасковья, – в Иерусалим пешком ходила, а в Старый город не дойду разве…

      Она миновала длинный деревянный мост, обогнула рынок с прилавками, на которых торговки разложили парниковую редиску и пучки зелёного лука, и побрела по улице, застроенной частными домиками. Вот он, тот самый нужный дом с высоким цоколем, чтобы Урал в паводок не добрался.

      Прасковья зашла во двор, поднялась на деревянное крыльцо. В сенях было сумрачно, прохладно, пахло солёными огурцами. Прасковья нащупала скобу в обивке двери и вошла в дом.

      – Хозяева есть? – спросила она.

      – Есть, входи. Ты, что ли, Прасковья?

      – Я. Здравствуй, Шура.

      Прасковья оказалась в небольшой кухне с печью-голландкой. На лавке – вёдра с чистой водой, накрытые фанерой. За столом сидела старушка в тёмном платье и платке, завязанном под подбородком.

      – И тебе не хворать. А я знала, что кто-то придёт. Чайник поставила, – проскрипела она, указывая на шумящий примус. – Заходи… да не разувайся, оботри обувку и заходи.

      Прасковья всё же разулась кряхтя, присела к столу.

      – Из-за старшего внука пришла, вижу, – обронила хозяйка, мельком взглянув на бабушку.

      – Ох, Шура, правду говоришь. Чую, что-то случилось с парнем.

      – А сама не знаешь?

      – Если б знала, так не пришла бы.

      Шура долго молча смотрела поверх головы.

      – Ну… что скажешь? – решилась Прасковья, которую стала бить дрожь.

      – Ничего хорошего, – тяжело вздохнула Александра. – Я не буду ходить вокруг да около, скажу всё, что вижу.

      – Говори.

      – Женщина сделала приворот на смерть. Если Коля с ней не будет, то он скоро умрёт.

      Прасковья слабо охнула, кровь отлила от лица.

      – Господи… да как же так… Николаша, внучек… – Она заплакала, слёзы катились по щекам и повисали на подбородке. – Шур, а может, ошибка?

      Знахарке очень хотелось ответить, что ошибка, но врать среди своих было не принято.

      – Нет, Параня, всё верно. Есть какая-то женщина, незамужняя, старше твоего внука лет на семь-восемь. Где-то неподалёку живёт. Влюбилась она, а Николаша на