Его непокорная пара. Ясмина Сапфир

марева. Я поняла – на нас все глазеют! Зеваки следят, изучают, обсуждают. Подростки у бассейна перестали шалить, собрались в кучку и перешептываются.

      Смущенные туристки косятся и роняют взгляд в тарелку, делая вид, что едят…

      И жест Ревского – слишком интимный, почти вызывающий, заметили все.

      – Ты говоришь со мной! Остальные не имеют значения! – будто прочел мои мысли Ревский. И сразу сделал неважным все, что происходило вокруг нас. Как ему это удалось? Да черт его знает, этого громадного вербера… – А теперь давай так. Да! Когда я это все говорил, так я и думал. А теперь я думаю иначе.

      – Почему? – выдохнула я, с трудом проталкивая воздух в легкие.

      На секунду почудилось, что Артар Ревский вдруг показал мне свою уязвимость. Или зависимость. Не знаю, как выразиться. Но это стало настолько ошеломляющим открытием, что я ненадолго утратила дар речи.

      Только смотрела на Ревского и молчала.

      Казалось: звуки и слова неожиданно утратили смысл. Секунды повисли в пустоте времени.

      Были только его глаза, удивительно чистые, похожие на два ярких сапфира. И его жар, который, как бы я ни старалась, пробирался под кожу. И мое тело принимало его, брало и не желало слушать возражения разума.

      – Мне объяснили… – нехотя признался Ревский, будто опять позволял мне увидеть собственную слабость. Я приподняла брови.

      – Кто?

      – Ренат, мой бета. Я вас познакомлю. Сегодня.

      – Извините, но я не планирую проводить с вами вечер! – выпалила я на едином дыхании.

      Ревский усмехнулся и парировал:

      – Не планируешь, но проведешь. Даю тебе слово. Даже сделал бы ставку.

      – Заставите? – я прищурилась и посмотрела на вербера с вызовом.

      Он резко убрал руку, что держала мой подбородок. И вроде бы налитый зноем южный воздух прошелся по коже холодом. Настолько горячим было прикосновение Ревского. И настолько силен оказался контраст. Я отшатнулась от него, словно отвоевывая у Артара собственное личное пространство. Но лучше не стало. Ревский сделал шаг вперед, мгновенно вернув нам прежнюю диспозицию и пояснил:

      – Я буду выступать в мужском состязании. Для тебя. Не думаю, что ты упустишь такую возможность надо мной посмеяться!

      В его голосе вновь смешалось рычание дикого зверя и металл, присущий разозленному человеку.

      Будто обе сущности Артара сейчас находились в полной гармонии с собой, но не с ситуацией.

      – Ну что? Я прав? – оскалился Ревский, больше не скрывая своей досады.

      Я только кивнула.

      – Посмотрю!

      – А еду… можешь либо насладиться. Либо выбросить. Это ведь ничего не решает? Не так ли?

      Я сглотнула, понимая, что он опять меня прочитал.

      – Ты не избавишься от моего внимания и своих мыслей обо мне. Не избавишься от подозрений, что я как-то дальше буду тебя преследовать. Не избавишься от моего присутствия. Я не уйду. Съешь ты то, что я тебе подарил или же выбросишь. Я не исчезну с твоего горизонта!

      Он настолько подавлял интонациями, голосом – хрипловатым, но все равно