Мальчики из провинции. Виктор Некрас

вот в центре, на Васильевском или у Летнего сада. Да, впрочем, сам увидишь…

      Твоих оград узор чугунный,

      Твоих задумчивых ночей

      Прозрачный сумрак, блеск безлунный,

      Когда я в комнате моей

      Пишу, читаю без лампады,

      И ясны спящие громады

      Пустынных улиц, и светла

      Адмиралтейская игла…

      – Всё увидишь, – повторил он задумчиво. Так, словно самому ему это увидеть не придётся.

      – Вам, петербуржцу, виднее, – чуть повеселел Шепелёв. – Вы всегда здесь жили…

      – Да нет, Гриш, родом я не отсюда, московский я, – улыбнулся сосед. – А тут… тут я почти четыре года не был. И теперь не задержусь. Пересяду – и на почтовых в Псков.

      – Но почему?! – с недоумением и даже обидой спросил Гришка, но смуглый попутчик глухо и даже как-то угрюмо ответил:

      – Так надо, – и отвернулся. Похоже, настроение ему Гришка всё-таки испортил.

      Мост закончился (пропал низкий каменный парапет за окном), надвинулся ближе забор. Дилижанс вдруг остановился – должно быть, на заставе зачем-то кого-то остановили, загородив дорогу. Гришка снова с любопытством высунулся в окно.

      Они стояли у самого канала, едва съехав с моста, и мутная застойная вода едва заметно тянулась между низких каменных берегов, проплывали клочья сена, щепки, разный мусор, кое-где и коричнево-рыжие яблоки конского навоза. Купаться в этом канале – увольте, – с внезапно прорезавшейся неприязнью подумал Гришка и поглядел вперёд.

      Да, впереди уже была не пыльная просёлочная дорога, как до того, а булыжная мостовая, такая же, какую Гришка видывал раньше в других городах – в Бирске, Уфе, Москве. Мало где бывал. Только немного иная – посреди дороги камни тщательнее отёсаны, угловатые и тесно прилегают друг к другу, с краёв – больше неровных, небрежно вложенных. Видно было, что эту улицу замостили камнем не так давно.

      У двух гранёных столбов впереди, тех, что он разглядел ещё из-за канала, стояла карета с гербом – не разглядеть, что за герб. Да и не силён был Гришка в геральдике – его учитель, отцов товарищ по службе, отставной офицер и мизантроп, Андрей Иванович Хохлов, не раз, бывало, говорил: «Вы, Григорий, согласны променять все дворянские гербы на полный набор парусов и даже жалеть об этом не станете». Гришка обычно отмалчивался, но в глубине души был согласен: «Конечно, не стану! Сдались те гербы!». Но попробуй вслух скажи! Сразу субботние посеканции обеспечены. И отец, и Хохлов твердо чтили правило «Домостроя»: «Возлюбивший сына своего, да сокрушит рёбра ему!». И с розгами Гришка был знаком хорошо.

      Около кареты стоял солдат в зелёном, даже отсюда было видно, что запылённом мундире (оно и понятно, за день мимо него может, сотни полторы карет, да с полтысячи возов проедет, сколько пыли осядет). Стоял и препирался о чём-то с кучером.

      Гришка несколько мгновений разглядывал их, потом, наскучив, перевел взгляд правее. Там и впрямь было интереснее. В нескольких шагах от заставы, у самого берега канала, одетого в камень, сидел на сундуке парень…