Север и Юг. Элизабет Гаскелл

Торнтон не ответила, но положила свое шитье на стол и, казалось, задумалась.

      – Но ей придется возвращаться домой поздно, – заметила она наконец.

      – О, я найму кеб. Я бы ни в коем случае не позволила ей идти домой пешком.

      В этот момент в комнату зашел мистер Торнтон, чтобы попрощаться с матерью перед уходом на фабрику.

      – Мама! Я зашел только сказать, что если у тебя на примете есть какая-нибудь девушка, которая могла бы ухаживать за больной миссис Хейл, то скажи ей об этом.

      – Если что-то узнаю, то скажу. Но я сама никогда не болела, поэтому не знаю капризов больных.

      – Ну, у тебя же есть Фанни, а у нее вечно что-нибудь болит. Возможно, она сможет что-нибудь предложить, не так ли, Фан?

      – Вовсе не всегда болит, – обиделась Фанни. – И я не собираюсь ехать с мамой. У меня сегодня болит голова, и я никуда не поеду.

      Мистер Торнтон выглядел недовольным. Взгляд матери был прикован к шитью, над которым она усердно трудилась.

      – Фанни! Я хочу, чтобы ты поехала, – сказал он властно. – Это пойдет тебе на пользу. Ты обяжешь меня, если поедешь, и без лишних разговоров.

      Сказав это, он быстро вышел из комнаты.

      Если бы он остался чуть дольше, Фанни, наверное, расплакалась бы из-за его властного тона, особенно из-за слов «ты обяжешь меня». Но все было уже сказано. И она лишь проворчала, поджав губы:

      – Джон всегда говорит, будто я притворяюсь больной, но я никогда не притворяюсь. Кто эти Хейлы, из-за которых он так суетится?

      – Фанни, не говори так о своем брате. У него есть на то причины, иначе он не настаивал бы на этом визите. Поторапливайся и приведи себя в порядок.

      Но маленькая перебранка между сыном и дочерью не заставила миссис Торнтон относиться более благожелательно к «этим Хейлам». Ее ревнивое сердце повторило вопрос дочери: «Кто они такие, что он так беспокоится о том, чтобы мы уделили им внимание?» Этот вопрос постоянно вертелся у нее в голове, как назойливый припев к песне. Фанни же скоро забыла свои обиды, отдавшись всецело созерцанию себя в новой шляпке перед зеркалом.

      Миссис Торнтон была женщиной нелюдимой и застенчивой. Только в последние годы у нее появилось достаточно свободного времени, чтобы выходить в общество. Но общество ей не доставляло удовольствия. Ей вполне хватало званых обедов у себя и обсуждения чужих званых обедов. Но этот визит к совершенно незнакомым людям – дело другое. Она чувствовала себя неловко и оттого выглядела особенно суровой и неприветливой, входя в маленькую гостиную Хейлов.

      Маргарет вышивала на небольшом кусочке батиста узор для одежды будущего малыша Эдит. «Пустое, бесполезное занятие», – заметила про себя миссис Торнтон. Ей больше понравилось двойное вязание миссис Хейл, оно выглядело более практичным. Комната была заполнена безделушками, так что уборка здесь занимала много времени, а время у людей ограниченного достатка измерялось деньгами.

      Миссис Торнтон сделала все эти замечания про себя, пока произносила