Журнал «Юность» №01/2020. Группа авторов

крайнего подъезда, который обдал меня вонючим паром. Поднялся по лестнице мимо обшарпанных синих стен на пятый этаж. Повозился с хитрым замком в обшитой деревянной рейкой двери и вошел в бабушкину квартиру.

      Наследство. Когда бабушка ушла, здесь побывало много разных людей, из родственников – я, наверное, последний. Скоро придет риелтор, и тесная «двушка» окончательно станет частью моего прошлого.

      Тусклый свет сороковаттки, висящей внутри загаженного мухами когда-то белого абажура. Тишина. Круглые часы по-прежнему висят на стене. Их долго не заводили. Тонкая трещина над цифрой пять. Давным-давно они упали на пол, и выпуклое стекло отскочило, колесом укатившись на хромированной оправе по коридору в комнату. Их собрали и бережно повесили обратно. Стоят. Большая стрелка застыла ровно под трещиной.

      Гостиная. Люстру можно не включать. Уличный свет, с трудом проникая через застекленный балкон, вычерчивает ковер на полу, мебель и стены, завешенные картинами. Уже тридцать лет все на тех же местах.

      Кресло. Жесткое, как и раньше. Не стало мягче. Вздыхает, когда на него садишься.

      Сервант у стены…

      Отличный советский сервант. Гордость прежних хозяев. Высокий комод на ножках с установленной на нем застекленной секцией с полками. Сейчас, в неосвещенной комнате, он похож на здание в стиле конструктивизма. Раньше это было самое интересное место в квартире. Там, за раздвижными прозрачными дверцами, лежали сокровища.

      В серванте были не только посуда и хрусталь. Там стояла на своем хвосте синяя, устремленная пастью вверх, бутылка-акула с акулятами-рюмками. Застывший в танце кордебалет изящных балерин – статуэток из фарфора. Бабушкины «французские» духи. Разные миниатюрные бутылочки с алкоголем.

      Попавший в квартиру новым и пустым, сервант постепенно старел, десятилетиями наполняясь разным и интересным. Слева было много сувениров, купленных в поездках. А в правом углу полки было самое удивительное. Там на тарелочке лежал коричневый ежик с большими белыми шипами, гриб с розовой шляпкой и красное яблоко. Это было кулинарное чудо, созданное бабушкиным знакомым-поваром. Всю эту чудесную компанию хотелось съесть или хотя бы потрогать. Делать этого было нельзя, и печенье медленно, не теряя внешнего вида, высыхало за стеклом, год за годом твердея.

      Сервант поблескивал в полумраке. А что же там сейчас? Я не заглядывал в него столько лет…

      Отвыкшее от гостей кресло с облегчением скрипнуло. Деревянный пол слегка задышал под паласом от тяжести шагов, отчего сервант стал мягко позвякивать приоткрытыми стеклами в такт.

      Увы, на его пустых полках остались лишь круги от ваз и статуэток. Только в правом углу, на том же месте, но уже без блюдца, лежал в одиночестве брошенный ежик, потерявший пару сахарных иголок.

* * *

      – Мам, а почему Новый год ночью? – спросил мальчик.

      – Потому, что он наступает ровно посередине ночи.

      – Вот хоть бы раз посмотреть, как это…

      – Там нечего смотреть. Ничего не заметишь. Просто люди так решили, что в полночь меняется год, – сказала мама, собирая с пола игрушки. – Опять все разбросал…

      – А