Гордая птичка Воробышек. Янина Логвин

его черты в странные, варварские углы и линии.

      Каллагэн отступил еще и наткнулся на кухонный стол.

      – Дальше некуда, – промурлыкал Барлоу. Глаза его загорелись торжеством. – Печально наблюдать крушение веры. Ну что ж…

      Крест в руке Каллагэна дрогнул и потух окончательно…»

      – Жень! – окликает меня девушка, когда я уже с головой погрузилась в дебри кинговского «Жребия», недопитый чай остыл, а в телевизоре лицо известной певицы зевает в певческом экстазе под финальные аккорды песни.

      – Что, Тань?

      – А… как у тебя сегодня день в универе прошел? – между прочим спрашивает подруга. – Спокойно?

      Я отрываю глаза от ноута и снимаю очки. Пожимаю плечом.

      – Нормально, а что?

      – Да ничего, – отвечает Крюкова. – Просто я хотела узнать: никто по поводу или без голоса вдруг не повышал? Не выговаривал там чего-нибудь обидного или, может, некрасивого?

      Я удивляюсь.

      – Да нет, Тань. С чего бы?.. Хотя, знаешь, – признаюсь неохотно, вспоминая свой приход в университет и испуганный взгляд преподавателя. – Возможно, кое-кому стоило бы и повысить.

      – Да?! – девушка рывком отрывает спину от подушки и упирает в меня взгляд. – Рассказывай! – неожиданно требует.

      – А нечего рассказывать, Крюкова, – говорю я. – Просто я сегодня, мало того, что опоздала на лекцию к собственному куратору, так еще и вместо приветствия проехалась носом к ее ногам. А потом и вовсе позорно уснула прямо на паре. Представляешь, какой стыд? А самое обидное, что София это заметила, и теперь, сама понимаешь, какая ласка и почет меня ждет.

      – Что? Выгнала? – ахает Танька.

      – Хуже, – вздыхаю я. – Дала выспаться. Правда, оставила за мной почетную уборку кафедры. Но здесь я не в обиде, сама виновата. Ночью спать надо, а не болтаться неизвестно где.

      Танька недовольно ворчит и хмурится.

      – Ага, как же, сама, – говорит, складывая воинственно руки на груди. – Ты бы еще постриг покаяния, Воробышек, приняла! Если бы этот паразит Люков не обобрал тебя до нитки, то ты бы не блудила по городу, не напугала меня до смерти и не продрыхла бессовестно ленту! Все он, гад, виноват!

      – Крюкова, ты с ума сошла! – улыбаюсь я непонятной злости своей подруги. Смотрю с удивлением в дышащее негодованием личико. – При чем здесь Люков, Тань? – спрашиваю. – Во-первых, никто меня не заставлял подходить к нему, я сама напросилась на занятие. Во-вторых, сама отняла у него время. А в-третьих, – заверяю серьезно, – про деньги тоже сама заикнулась. Вот и получила урок. Никто меня за язык не тянул! Да и какая разница, во сколько я пришла домой? – жму плечом. – Ты же знаешь, я все равно бы просидела до четырех за зубрежкой, с моей-то успеваемостью. Так что Люков тут ни при чем.

      – Все равно! – упрямо настаивает подруга. – Мог бы и по-человечески отнестись. Ты у нас девчонка симпатичная.

      – И только-то? – иронично хмыкаю я. – Ох, Тань, как у тебя все просто…

      – Не «ох», а да! – парирует Танька. – Просто! Жаль только, что скрываешь это! Думаешь,