Его ошибка. Ольга Гринвэлл

сухопарую женщину – маму. На миг мелькнуло сожаление, что вместо нее не приехал отец.

      Мама заметила меня и помахала рукой, по-прежнему не двигаясь с места. Она всегда такая – невозмутимая и уравновешения. О том, что она чувствует, можно только догадываться, и не каждому это удаётся.

      Я остановилась в метре от нее:

      – Привет, мамуль.

      Она слегка прикоснулась губами сначала к одной моей щеке, потом к другой.

      – Рада тебя видеть, дочь. Ты выглядишь великолепно…

      На душе потеплело – из ее уст это высшая похвала.

      – …Машина у выхода, – она изящно повернулась и направилась к стеклянным дверям, оставляя за собой слегка сладковатый шлейф духов.

      Пока шли, я тайком оглядывала себя в отражении стеклянных витрин. И правда – выгляжу хорошо: стильное пальто терракотового цвета, платок на плечах, туфли из тёмно-коричневой замши на высоченных шпильках.

      Водитель ожидал нас, стоя у бампера. Загрузив чемоданы и сумки в багажник, он открыл заднюю дверцу автомобиля для нас с мамой. Всё это он делал молча, и я усмехнулась про себя – мама прекрасно его выдрессировала. Иногда я думала, что из нее была бы прекрасная укротительница диких зверей. В своё время ей удалось превратить моего норовистого отца в покладистого мужа. Да что и говорить, если бы не мама, я не сверкала бы в модельном бизнесе, не срывала на подиумах овации и не была лицом одной из известнейших косметических компаний. Нравилось ли мне то, чем я занималась – это вопрос, на который я не осмелюсь ответить откровенно, не разгневав ее. Бывшая балерина и заслуженный балетмейстер, она привыкла к жесткой дисциплине и безоговорочному согласию с ее мнением, и требовала этого от родных.

      Всю дорогу мы молчали, но напряжения не было. Я привыкла к её немногословности. Вместо пустых разговоров разглядывала знакомые и незнакомые улицы. Я не была в Москве почти пять лет. Едва закончив школу моделей и заслужив все возможные и невозможные лавры успеха, уехала в Италию, где уже поджидал известный дизайнер, облизывавшийся на меня. Их потом много было таких – жаждущих получить моё внимание вместе с телом. Вышло это только у одного фотографа – красивого француза, с которым, я думала, у нас серьёзный роман. Оказалось, нет. Тьфу, даже вспоминать не хочется. Мне тогда повезло, что сразу после разрыва этих отношений я встретила Феликса, и он вывел меня из депрессии.

      Уже когда въехали в ворота, мама повернулась ко мне:

      – Рада тебя видеть, но совершенно не рада, что ты здесь…

      Я слегка пожала плечами. Прекрасно понимала, что она имеет в виду. Наверное, отцу стоило неимоверных усилий уговорить ее, чтобы она разрешила мне вернуться.

      – …Мы поговорим об этом позже. Перед сном.

      Это заставило меня поёжиться.

      Самое моё нелюбимое время. Еще когда я была маленькая, мама всегда перед сном присаживалась около моей кроватки, но вместо сказок читала нотации, заставляя повторять по нескольку раз сказанное ею. Если я не могла это сделать, она начинала всё заново. Только сейчас я уже взрослая,