Золотые земли. Птицы Великого леса. Ульяна Черкасова

пороге показался Стрела.

      Позади него стоял Богдан. Рядом с ладным юрким Стрелой деревенский парень казался неказистым. Невысокий, широкоплечий, он был сложён, как медведь, а одет в простой овечий тулуп. Дара невольно сравнивала Стрелу и Богдана и отчего-то думала, как странно, как чудно было бы, окажись здесь Милош. Он бы, верно, посмеялся над её девичьим увлечением, даже устыдил бы за «дурной» вкус. А ведь когда-то Дара была почти влюблена в него, и не только она. Многим девушкам из Мирной и Заречья нравился Богдан.

      Он не изменился, остался прежним в сотнях вёрст от родного дома, а Дарина за минувшие месяцы прожила десяток разных жизней и почти позабыла, какой была дочка мельника.

      – Не задерживайся, – велел Стрела Богдану. – У меня со всеми вами ещё разговор будет. А ты, Дарина, передай, пожалуйста, Весняне, что я вечером загляну.

      Строгим, удивительно серьёзным сделался Стрела, Дара с трудом узнавала его.

      – Хорошо, Ростислав, – вспомнила она наконец его имя. – Передам. Заходи, будем ждать.

      Приглашение вышло неискренним. Нехорошо, что парень ходил к незамужним одиноким девушкам, злые люди могли напридумывать сплетен про Весю, опорочить её честь. За себя Дара не беспокоилась, лесной ведьме терять нечего.

      Стрела ушёл, и Богдан спустился с крыльца, глянул на Дару искоса, из-под ресниц.

      – Да озарит Создатель твой путь, госпожа лесная ведьма, – хрипло произнёс он. – Давно не виделись.

      – Здравствуй, Богдан, – Дара рассматривала его, думая, как лучше начать разговор. – Какая же я тебе госпожа? – усмехнулась она.

      – Так все тебя теперь госпожой величают.

      – Ты меня всегда Даренькой звал, – напомнила она.

      – Так то я звал дочку мельника, а не лесную ведьму… Нашла ты, значит, свою мать, – метнул он острый взгляд, в самое сердце попал.

      Все в деревне верили, что мать Дарины сама лесная ведьма, только Старый Барсук и Молчан знали, что случайная рдзенская чародейка выносила ребёнка и сбежала.

      – Нашла, – признала Дара. – Только она мертва, её казнили Охотники.

      – Ты за это спалила Совин?

      – И за это тоже.

      Мимо то и дело сновали люди, одни заходили в гридницу, другие выходили, Дара с Богданом мешались всем на пути. Они отошли в сторону, встали под закрытыми окнами, неловко глядя в разные стороны, только не друг на друга. Странной вышла их встреча, словно два незнакомца пересеклись случайно, и говорить им оказалось не о чем, каждое слово рождалось тяжело.

      – Расскажи, пожалуйста, как там дед Барсук, как Ждана? Давно их видел?

      – Неплохо они, здоровы, это главное. Зареченские от них ушли, как только общую избу поставили. Старый Барсук снова ходит, но на мельнице он теперь совсем не помощник. Не знаю, как Ждана по весне одна справится.

      Заныло сердце, на глазах неожиданно, пугающе быстро выступили слёзы.

      – Как ты оказался в ополчении? Зачем согласился идти на войну?

      – Никто меня не спрашивал. Приехал боярин, велел людей собирать, меня выбрали, так как я здоровый и сильный. Вот, теперь сражаться