Город Брежнев. Шамиль Идиатуллин

головой, проморгалась и сообразила, что не бежит к ней, а неторопливо идет от спортплощадки Виталик, сияя, будто самовар. А бежит, опередив Виталика, пацан в обвисших трениках и заляпанной бурым футболке. Подозрительно знакомый пацан.

      – О господи, – сказала Марина, заулыбавшись. – Артурик.

      Вафин за август, кажется, чуть побледнел – веснушки, которые раньше были вмазаны в загар, стали четче. Башка совсем заросла, космы ниже бровей, зато прочий рост как будто в минус ушел, хотя это иллюзия, наверное, просто раньше Артурик выделялся на фоне хлипких сверстников, а Марина последние дни существовала на несколько другом фоне. Вафин молча моргал, пытаясь продышаться сквозь широченную улыбку, и попахивал нитрокраской и немножко детским потом. Все лучше, чем кровью, а то пятна Марину сперва перепугали.

      Она качнулась, чтобы обнять Артурика, такого дурного и родного, единственного, если не считать балбеса Витальку, родного человека в этом неродном и огромном, оказывается, городе, смутилась порыва, поняла, что со стороны кажется, будто Марина боится краской попачкаться, смутилась еще больше и решительно прижала мальца к себе. Артурик замер, неловко растопырив руки. Марина отстранилась, взъерошила Артурику лохмы, нагретые и шелковистые, отчего он хихикнул и поежился, и спросила:

      – Ты что, здесь учишься, в двадцатой?

      – Ага, теперь да, – сказал Артурик, сияя. – Раньше в двадцать второй был, а теперь мы переехали. Я, главное, возвращаюсь такой, а меня со станции в сорок шестой везут вместо семнадцатого. И не сказали ничего, представляете?

      – Здорово, – сказала Марина. – Теперь своя комната есть?

      Артурик неопределенно повел плечом и пробормотал невнятно. Марина в очередной раз вспомнила, что он, как говорится, из хорошей семьи, стало быть, давно при собственной комнате, испытала из-за этого глупую неловкость и поспешно похвасталась, проклиная себя:

      – У меня теперь тоже есть, вот.

      – Марин Михална, а вы здесь преподавать будете, да? Класс.

      – А ты какой учишь – французский?

      – Немецкий, – сказал Артурик, заметно пугаясь того, что Марина, возможно, не преподает немецкий.

      Марина засмеялась, а Виталик, ухмылявшийся поодаль, мрачно сказал:

      – Ну все, чувак, ты попал.

      – Немецкий у меня основной, – сообщила Марина, с удовольствием наблюдая, как Артурик пытается подавить восторг.

      Ничего у него не получилось, конечно. Чтобы мальчик совсем не извелся, она спросила:

      – А ты чего весь как… Том Сойер у забора?

      – Да это, красим там, – сказал Артурик и стремительно принялся отколупывать слои краски с пальцев. – Летняя практика такая.

      – Так вроде кисточки изобрели уже.

      – Да там это, – исчерпывающе объяснил Артурик и махнул рукой в сторону спортплощадки, откуда немедленно донесся зычный зов «Ва-афин!». – Обаце, зовут. Я побегу, ладно?

      – Беги, конечно.

      Артур отшагнул и тут же, ширкнув подошвой, вернулся