Империя вампиров. Джей Кристофф

кожаное кресло.

      Чудовище не сводило с Габриэля глаз. Как и он – с него.

      Женщина внесла второе кресло и дубовый столик. Поставив кресло возле Габриэля, а столик между угодником и чудовищем, сцепила руки, словно настоятельница монастыря в молитве.

      Вот теперь Габриэль разглядел шрамы у нее на горле: под кружевным воротничком скрывались легко узнаваемые следы укусов. От презрения по коже побежали мурашки. Тяжелое кресло рабыня внесла как пушинку, зато сейчас, в присутствии холоднокровки, стояла чуть дыша, а ее бледная грудь в разрезе платья вздымалась и опадала, как у девицы в первую брачную ночь.

      – Merci [3], – сказал Жан-Франсуа из клана Честейн.

      – К вашим услугам, – пробормотала женщина.

      – Оставь нас, милая.

      Рабыня встретилась с чудовищем взглядом. Ее рука метнулась вверх, к молочно-белому изгибу шеи и…

      – Скоро, – пообещал холоднокровка.

      Женщина приоткрыла рот. Габриэль заметил, как участился ее пульс.

      – Как скажете, хозяин, – прошептала она.

      Даже не взглянув на Габриэля, рабыня сделала книксен и выскользнула из комнаты, оставив убийцу наедине с чудовищем.

      – Присядем? – предложило оно.

      – Предпочитаю умереть стоя, – ответил Габриэль.

      – Я не убивать тебя пришел, шевалье.

      – Тогда чего тебе, холоднокровка?

      Зашелестела тьма. Чудовище неуловимо переместилось в кресло. Сев, оно смахнуло с вышитого бархатного кафтана воображаемую пылинку и опустило книгу на колени. Простейшая демонстрация силы – показ мощи, призванный предостеречь убийцу от проявлений отчаянной дерзости. Однако Габриэль де Леон убивал этих тварей с шестнадцати лет и прекрасно видел, когда перевес сил был не в его пользу.

      Он остался без оружия, не спал три ночи, умирал с голоду в окружении врагов и потел от ломки. В голове эхом звучал голос Серорука, звенели обитые серебром каблуки о булыжник двора в Сан-Мишоне.

      Закон первый: если сам не жив, то и нежить не убьешь.

      – Тебя, наверное, мучит жажда.

      Из внутреннего кармана кафтана чудовище извлекло хрустальный флакон, на гранях которого заиграл бледный свет. Габриэль прищурился.

      – Это просто вода, шевалье. Пей.

      Знакомая игра. Щедрость – прелюдия к искушению.

      Но язык во рту наждачкой скреб по нёбу, и, пускай эту жажду ничто унять не смогло бы, Габриэль выхватил флакон из призрачно-бледной руки и плеснул его содержимого себе на ладонь. Вода, кристально чистая, без следа крови.

      Он устыдился облегчения, с которым выпил всю воду, до капли. Его человеческой половине она показалась слаще любого вина, любой женщины.

      – Прошу. – Взгляд холоднокровки был острым, точно осколки стекла. – Присаживайся.

      Габриэль не сдвинулся с места.

      – Сядь, – приказала тварь.

      Волей чудовища придавило, точно прессом, и вот уже Габриэль не видит ничего, кроме его темных глаз, как если бы они занимали всю

3

Спасибо (фр.).