Лик полуночи. Марина Лостеттер

Мелани больше всего интересовали мотивы его отца, о котором она знала то, что знала, она спросила совсем другое:

      – На что это было похоже? Похоже на то, как берут налог на эмоции по достижении возраста трех пятилеток? У меня брали всего три года назад.

      Всего три года назад? Кажется, целая жизнь прошла.

      – У меня брали семь лет назад. И нет. Нет, это такой странный всплеск эмоций, а потом притупление. Это было… болезненно. Но я чувствовал легкое головокружение, эйфорию. Они взяли больше, потому что набежали штрафные проценты.

      – Это несправедливо. За это должен был заплатить твой отец.

      – Он и заплатил. В тройном размере.

      Мелани резко вздохнула.

      – О, я…

      Но Лейвуд продолжил:

      – Этот инцидент заставил меня кое-что понять в очень раннем возрасте – о жизни. Вот почему я так много работал. Я не унаследовал гостиницу от родителей. Я заработал все сам. Настоящее время намного ценнее, чем время в ампулах. У него и курс обмена выше. Я решил, что хочу потратить свое, как можно более продуктивно, чтобы получить максимальную прибыль. Таким образом, когда я буду близок к смерти, мне не захочется докупать время – откладывать лишние дни, месяцы или годы. Потому что я не буду ни о чем сожалеть. Думаю, что только те люди, которые зря тратят свою жизнь, потом стараются наскрести лишние минуты.

      – Это не очень справедливо, – сказала Мелани, думая о своей матери, – что время можно добавить только в конце жизни, а не в середине.

      – И кто хорошо проводит эти последние докупленные минуты? Люди, которые умирают молодыми, вообще не думают о выкупе времени. Только старики. А если ты не аристократ, то, скорее всего, у тебя навряд ли останутся ампулы со временем на оплату ухода, который необходим в конце столь неестественно долгой жизни. Люди доживают до семидесяти, даже восьмидесяти лет. Представляете?

      – Где-то я слышала, что пара маркизов дожила до ста двух лет.

      – Вот именно – маркизов. А такие, как я? Я могу докупить себе время, но не настолько много, чтобы обеспечить достойный уход в последующие годы. Я не хочу лишних минут мучений, когда превращусь в разбитого старика, страдающего недержанием.

      Он подошел к ней с сумкой, в которой лежала уже примерно половина ингредиентов из списка.

      – И знаешь что? – шепотом спросил он. – Если люди перестанут покупать время, думаю, эта жатва подойдет к концу. У младенцев не будут забирать их время, как и должно быть.

      У нее перехватило в горле, а взгляд заметался по пустой комнате, как будто жрецы Времени могли внезапно выскочить и обвинить их в богохульстве. Она никогда не слышала, чтобы кто-то осмеливался сказать, что нельзя брать налог на время. Что младенцы не должны платить государству по счетам, как это делали все до них. Что и сам налог может быть… несправедлив.

      – Звучит идеально, – ответила она хриплым шепотом.

      – Так и должно быть, – пожал он плечами.

      Глава 8

      Крона

      Я сказала тебе держаться подальше