Скольжение в бездну. Любовь Гайдученко

я общалась по жизни, и неважно, что иногда это продолжалось много лет, и общение было очень тесным. Всё равно в конце меня неотвратимо ждало людское предательство.

      Я, конечно, не собираюсь себя сравнивать с Иисусом Христом, хотя думаю, что если бы ему вздумалось явиться в наше время, эффект от его появления был бы такой же нулевой, как от моих этих писулек. Его бы просто не заметили сытые равнодушные ко всему, кроме своей тупой персоны, обыватели, как никто не замечает меня. Я могу начать умирать на глазах всей этой публики – наверняка они будут проходить мимо с полным равнодушием, может быть, даже со злорадством: «Наконец-то кончается эта дура, которая выпендривалась всю свою жизнь, противопоставляя её нашей, такой правильной и нужной, ведь мы всю жизнь упорно жрали, срали и размножались и не искали всяких глупостей, как эта странная тётка, считающая, что она лучше других». Я, конечно, никогда не противопоставляла себя и свои взгляды тупой толпе, состоящей из безмозглого быдла – ведь ежу понятно, что это заведомо безнадёжное предприятие. Я пыталась обращаться к лучшей части нашего общества, к тем, кто не погряз в погоне за материальными химерами, в ком ещё не убит Человек, порядочный и мыслящий. Я верю, что такие есть, и их не так уж мало. Но они, к сожалению, разрозненны и ничего не решают в этой жизни, где «сатана правит бал».

      Всё я понимала – и что кончу я плохо, и что «так жить нельзя»… А что я могла сделать? Я напоминала себе муху, бьющуюся об стекло. Смотреть в зеркало на себя я уже не могла – рожа была абсолютно старческая. И когда я успела так постареть??? Я не могла смириться с тем, что эта ужасная старушка в морщинах – я, которая ещё недавно была цветущей женщиной.

      Сказать, что я всё на свете ненавидела, было бы абсолютно неправильно. Нет, я всё ещё была открыта и людям, и новым заблуждениям. Смешно, но жизнь таких дураков, как я, абсолютно ничему не учит…

      А тут вдруг всё сошлось одно к одному: моментально кончились те небольшие деньги, которые у нас называют «пенсией», перестал функционировать интернет, кошка, которая должна была вот-вот родить, тоже голодала (и это терзало мои нервы больше всего – я совершенно не могла видеть, как страдают животные), погода была полная дрянь – на пляже дул холоднючий резкий ветер, и море вздыбливалось огромными грязными волнами. Тот единственный человек, который мог мне реально помочь, сам сидел без денег. А самое главное – я ведь рассчитывала, наконец, остаться совсем одна, потому что нашла, вроде бы, неплохое пристанище на зиму – караулить дом, но семейство, состоящее из довольно тихого работящего нерусского мужика, симпатичной девочки двенадцати лет и назойливой полной дуры их жены и матери, которая никому не давала покоя, не торопилось уезжать в тот город, где они жили постоянно. Их отъезд всё затягивался и затягивался на неопределённое время, хотя девочке давно надо было в школу (лето прошло, шёл сентябрь).

      Баба пугала, что она останется