В поисках Авеля. Владимир Гатов

на прощание дал каждому по империалу[8] и один совет на двоих.

      – Деньги вы, конечно, растратите без всякого смысла, – сказал он, – но это ничего. С умной головой деньги всегда можно новые заработать. А вот ума в ту голову, даже и не ждите, никто вам не подарит. Это, кроме вас, сделать некому. Прошу вас, соберите волю в кулак, занимайтесь с репетиторами, сдавайте экстерном, через какое-то время все закончится, границы откроют, тогда уедете и доучитесь в Европе – я все оплачу. Не вы первые, не вы последние. Только не бросайте это дело. С иностранным дипломом везде устроитесь. Хотите по научной части, хотите в коммерцию, хотите доктором или инженером. Ну и, может, вспомните дядю Мирона тогда, когда устроитесь. Дайте я вас обниму на дорожку.

      Они спрятали подаренные золотые, торопливо попрощались, влезли в коляску, где уже сидел сопровождающий стражник с рябым усатым лицом. Кучер щелкнул кнутом и тронул с места.

* * *

      Из Минска в Могилев въезжали со стороны Присны, но теперь оттуда было не проехать – дороги забили войска, и все указывало на то, что Западный фронт начнет наступление без оглядки на весеннюю распутицу.

      Чтобы не завязнуть во встречном потоке маршевых колонн и обозов, пришлось делать крюк и въезжать в город с Быховского шоссе. Может оно и лучше, так Могилев открывался с самой выгодной стороны. Крутые днепровские берега, как и лед на реке внизу, еще были покрыты ноздреватым начинающим таять снегом, сбоку, из-за спины, било вечернее солнце, и сияющее голубое небо в розовых прожилках качалось над головами. Слева, за крепостным валом, тянулись вверх палочки колоколен, луковки куполов, частые печные дымки, справа бежали вдоль дороги кусты шиповника, заборы с мокрыми полосами вдоль досок, синие тени телеграфных столбов на сбегающем вниз откосе. И приходилось жмуриться, вглядываясь в даль, так ярко стлалась перед ними ослепительная белизна с извилистой проталой синевой реки.

* * *

      Дедушка Иван Иваныч заметно сдал. То суетился без толку, а то затихал, садился на лавочку перед домом и застывал, безучастно всматриваясь в то, что осталось от прошлой жизни. Бабушка его теребила, пытаясь растормошить, заинтересовать чем-то. Раввин заходил, рассказывал о делах общины. Аптекарь Глазман предлагал восстановительные капли. Но дедушка не поддавался на тормошение и не хотел лекарств. Местный раввин был не рабби, а йоцмах-швыцер[9]. Дедушка хотел обратно, к своим баранкам и мельницам, и знал, что капли от этого не помогут. Всеми делами теперь занималась бабушка. Осмотревшись на новом месте и убедив Глазмана, она открыла заведение «Номера и семейные обеды», приспособив под скромное, но опрятное жилье со столовой часть помещений, прежде занятых производством зельтерской воды. Производством заведовал младший Глазман, Мотя, с энтузиазмом воспринявший идею съехать наконец от отца и зажить самостоятельно. Он как-то легко и без потерь перевез все в Заречье и сам переехал со всем своим шумным семейством.

* * *

      В Могилеве, как и повсюду

8

Империал – российская золотая монета. Скорее всего, здесь речь идет об империале, выпущенном после 1897 года и имевшем номинал 15 рублей.

9

Здесь – глупый выскочка (идиш).