Проспекты советской Москвы. История реконструкции главных улиц города. 1935–1990. А. В. Рогачев

ой власти.

      Москва в ее «историческом облике»

      «Исторический облик» Москвы, который столь любезен сердцу столь многочисленных ныне восторженных его почитателей (и особенно почитательниц), при ближайшем рассмотрении оказывается не слишком привлекательным. Думается, что будь эти самые почитатели чуть-чуть полюбопытнее и дай они себе труд вникнуть в проблему по-настоящему, не довольствуясь низкопробной писаниной желтой прессы, их восторги сильно поумерились бы. Но можно ли этого ожидать от ревнителей (и особенно ревнительниц) старины?

      Самым тяжким наследием прошлого являлась крайняя отсталость систем жизнеобеспечения. Канализация охватывала лишь центр города, да и в нем к сети было присоединено лишь две трети домовладений. Предполагалось, что к 1919 году канализацией будет охвачено 62 процента территории Москвы в официальных границах[1] (фактическая площадь города уже в это время была значительно больше). Но эти «великие» планы были нарушены начавшейся Первой мировой войной, а последовавшее в 1917 году расширение границ Москвы до линии Окружной железной дороги вообще свело обеспеченность канализацией к одной трети городской территории.

Спасский ассенизационный обоз. 1910 г.

      Работающий на пределе водопровод не всегда мог подавать воду на верхние этажи самых высоких домов, а жители окраин в лучшем случае должны были ходить с ведрами за полкилометра к ближайшей водоразборной колонке. В худшем же – пользоваться жидкостью из близлежащих речек и прудов. В зачаточном состоянии находилось газоснабжение, поддерживаемое одним небольшим газовым заводом. Про теплофикацию и говорить не приходилось – лишь в отдельных домах имелось центральное отопление от домовых котельных, сжигавших тонны угля и усердно засорявших московский воздух. Подавляющее большинство квартир отапливалось по старинке – дровяными печами.

      Незавидным было и состояние жилого фонда. В конце XIX столетия из 74 тысяч строений в городе 43 тысячи являлись деревянными, 24 тысячи – каменными, остальные – смешанными[2]. Как ни странно, полтора первых десятилетия следующего века ситуацию ничуть не улучшили. В 1913 году доля каменных сооружений составляла 31,8 процента, остальные были деревянными и смешанными. По этажности застройка делилась так: половина всех домов – в один этаж, двухэтажных – 40 процентов, трехэтажных – 6 процентов, и всего 3 процента – более высокие постройки[3].

Крестовские водонапорные башни (1898 г., архитектор М. К. Геппенер) Мытищинского водопровода поднимали воду в лучшем случае до седьмого-восьмого этажа

      Две трети московских домов составляли деревянные хибарки и двухэтажные домики смешанной конструкции (низ каменный, верх деревянный). Значительная часть москвичей обитала в рабочих казармах (своего рода «коммунальных спальнях») или в каморочно-коечных квартирах («коммунальных комнатах» или даже «коммунальных постелях»). По данным переписи 1912 года, в Москве насчитывалось более 24 тысяч каморочно-коечных квартир, в которых проживало свыше 300 тысяч человек. Почти 125 тысяч человек обитали в подвалах и полуподвалах. Даже в считавшихся приличными рабочих кварталах каждую комнату в среднем населяло шесть человек. Всего из полутора миллионов населения города более полумиллиона человек проживали в антисанитарных, а иногда попросту убийственных условиях.

Башиловская улица – типичная для не столь уж отдаленных окраин Москвы. 1926 г.

      К числу построек, более или менее отвечавших среднему уровню городского благоустройства, относились пять-шесть сотен многоэтажных доходных домов в центре Москвы да несколько десятков богатых особняков, принадлежавших купеческой элите. Но пользоваться удобствами, предоставляемыми этими солидными сооружениями, могли не более 10 процентов горожан.

      В таких условиях совсем не кажется удивительной наводящая ужас демографическая статистика дореволюционной Москвы. В начале XX века смертность в городе достигала 28 на 1000 при том, что даже в не слишком благополучном Питере (не говоря уж о европейских городах) она составляла всего 24–25 на 1000. Вдобавок оказывалось, что и этот внушительный коэффициент по Москве итоговым не является – в нем не учитывались дети из Воспитательного дома. А с их учетом московская смертность сразу вырастала до 33 на 1000 человек![4] Да, видно, очень хорошей была жизнь несчастных подкидышей в знаменитом благотворительном учреждении, которое так любят воспевать нынешние ревнители старины!

      Особую проблему представляли внутригородские перевозки. Даже лучшие улицы центральной части города были кривыми и узкими. В отдельных местах они еще более сужались старыми постройками, вылезающими за красные линии. По важнейшим городским проездам проходили трамвайные пути, отнимавшие большую часть их ширины. Поскольку трамвай был в то время фактически единственным видом общественного городского транспорта, принимавшим на себя все пассажирские перевозки, то вагоны следовали один за другим, выстраиваясь в длинные пробки и создавая серьезные помехи быстро

1

Путеводитель по Москве, изданный Московским архитектурным обществом для членов V съезда зодчих в Москве // Под ред. И. П. Машкова. М, 1913.

2

Москвич Г. Иллюстрированный практический путеводитель по Москве и ее окрестностям. Одесса, 1909.

3

Генеральный план реконструкции города Москвы. Постановления и материалы. М., 1936.

4

Москвич Г. Иллюстрированный практический путеводитель по Москве и ее окрестностям. Одесса, 1909.