Томится душенька на зоне. Владимир Колычев

кивнула Евгения. – Было бы. Если бы с кем-нибудь...

      – А со мной?

      – С тобой неинтересно.

      – Почему?

      Адам смотрел на нее раздраженно, даже со злобой. Но не отступал.

      – Странный ты какой-то. Ну не нравишься ты мне, неужели непонятно?

      – А машина моя?

      – Машина у тебя красивая. Очень... Но при чем здесь твоя машина? – Она уже была близка к тому, чтобы засмеяться.

      – У меня еще и квартира своя. На Софийской...

      – И что?

      – Ты дура или прикалываешься?

      Если парень где-то учился, то наверняка в институте. Но изысканностью речи он явно не отличался. Грубый самовлюбленный болван. И его великолепная машина, и даже квартира на Софийской набережной не могли повысить градус интереса к нему. Евгения не хотела его видеть и повернулась к нему спиной.

      Он сел в машину, чтобы ехать за ней, но девушка направилась к метро, чтобы скрыться от преследования. Правда, спускаться не стала. Ее внимание снова привлек Никита. Все такой же важный и величественный, он уже не молчал. Он глаголил.

      – Люди! Слушайте и не верьте мне, жалкому рабу небес... Я не могу донести до вас истину, которую не в силах познать, поэтому что это глыба, недоступная для человеческого понимания. Я могу только, как вы, смотреть на это древо жизни... – он снова простер свои руки к «рогатой» вешалке, ритуально замер. – Попробуйте увидеть вокруг этого древа тихий в своей первозданной красе райский сад. Гляньте, какой глубины небо над его роскошными ветвями. Посмотрите на это прекрасное яблоко... Дивный сад, сочное яблоко, тишь да гладь... Но слышите, слышите... Нет, это не ветер, это не шорох листвы, это ползет по шелковой траве змей-искуситель... Вы не видите здесь Адама и Еву...

      Как человек не глупый, Евгения была уверена, что Никита несет осмысленную чушь. Но с каким видом он доносил ее до ушей своих слушателей и даже почитателей, к числу которых добавилась русская женщина в экзотическом кришнаитском дхоти. Его речь звучала как заклинания, завораживала, гипнотизировала. Евгения так заслушалась, что не увидела подкравшегося к ней Адама. Без Евы...

      – Но вы должны мысленно представить, как Ева подходит к древу жизни, как срывает плод, как спускается к ней змей-искуситель... Это не просто древо жизни, это смысл нашего с вами существования, примитивный, но благообразный слепок с небесного таинства бытия...

      Люди слушали Никиту с открытыми ртами. В какой-то момент Евгении показалось, что женщина-кришнаитка падет перед Никитой ниц. И ведь пала. Спустя какое-то время в религиозном экстазе она склонила колени перед «древом жизни», обняла разветвленную подставку, которую он называл не иначе как «корнями земного бытия». Когда к ней присоединилась баба в ситцевом платке и лопоухий мужичок, даже Никита понял, что пора сворачивать музыку. И Евгения, как оказалось, стала для него спасательным кругом.

      – А вот и моя Ева! – ликующе помахал он ей рукой и, растолкав поклонников и сочувствующих, подошел к ней. – Пора есть яблоко!

      Он взял ее под руку и вместе с ней широким шагом направился по тротуару. Вышли на дорогу, пересекли ее. Остановились только в сквере.