Отпуск на войну. Альберт Байкалов

шум утихнет, он положил фуражку на стол и подошел к краю сцены: – Обстановка в стране напряженная и тяжелая! В городе идут уличные бои. На фоне этого в нашем учреждении увеличилось количество нарушений режима. Я хочу, чтобы, выйдя отсюда, каждый понимал, что никто больше с вами церемониться не будет. Идет война, и каждый день гибнут люди. Армии не хватает продуктов питания и денег. Родители и волонтеры на свои средства закупают для солдат обмундирование и бронежилеты…

      – Красть меньше надо было, – не удержавшись, прошептал Шипа.

      – …Вы должны понимать, что содержание заключенных становится накладным, – продолжал вещать Хозяин. – Поэтому в правительстве всерьез собираются рассмотреть вопрос о том, чтобы избавиться от дармоедов.

      По залу прокатился вздох негодования, но высказаться не осмеливался никто.

      – Пока город в руках, – неожиданно замолчал подполковник, словно споткнулся на слове, которое никак не получалось выговорить, – ополченцев…

      – Боится сепаратистами и террористами назвать, – пробормотал Шипа, – за забором быстро башку снесут.

      – …А они, то есть ополченцы, вашего брата тем более не жалуют. Всем известно, что суды сейчас не работают, поэтому находящихся под следствием в СИЗО просто вывезли ночью куда-то в район аэропорта и расстреляли.

      Зал загудел.

      – Брешет! – толкнул Балуна в бок Шипа.

      – Тихо! – Хозяин свел на переносице брови. – Так это или не так, точно не знаю. Связь у нас отсутствует. Пока есть договоренность, что объекты пенициарных учреждений никто не трогает. Поэтому с нашей стороны требуется сидеть и не высовываться. Любые попытки использовать ситуацию будут подавляться по закону военного времени…

      – Он что, собрал нас, чтобы попугать? – недоумевал во время обеда Шипа.

      – Просто боится, – неожиданно высказал свое мнение Гришко.

      – Чего ему бояться? – услышав его слова, хмыкнул Крым.

      – Хозяин сейчас между двух огней. – Гришко сунул ложку в карман. – С одной стороны, ополчение, с другой – «укры».

      – Насколько мне известно, украинцы и там, и там, – заметил Шипа.

      – Где ты видел здесь украинцев?! – с набитым ртом пробубнил Курок. – «Ватники» они!

      – Объясни мне, – подался вперед Балун, – почему «ватники»?

      – Потому что в ватниках ходят…

      – Хорошо, а не «ватники» что надевают?

      – Как что? – растерянно захлопал глазами Курок.

      – Если это оскорбление, то ты должен за базар ответить. – Балун смерил взглядом расстояние до надзирателя и, убедившись, что тот не слышит разговор, с угрозой в голосе продолжил: – Вы там у себя на западе только и знаете, что в Польшу кататься, а потом в Украине шмотки перепродавать. Все так живут. А здесь мужики в шахтах работают и у плавильных печей стоят. Именно труд вы и презираете!

      – А ты, никак, работяга! – вмешался в разговор Винт.

      Все это время он лишь стучал по дну миски ложкой, вычерпывая суп, который больше походил