Люди крепче стен. Евгений Сухов

была проста: немцы, зная город, скрытно передвигались переулками и парками на подмогу к сражающимся. Дома, стоявшие впритык друг к другу, имели пути сообщения, что также позволяло незаметно передвигаться от одного участка города к другому. Огромное количество коммуникаций, проложенных под городом, давало немцам возможность целыми подразделениями и совершенно внезапно появляться в тылу и в труднодоступных местах. Их штурмовики вступали в скоротечный бой с пехотой, наносили ощутимые удары тыловым подразделениям и так же неожиданно скрывались.

      Теперь, захватив значительную часть коммуникаций, следовало использовать подземные тоннели уже против немцев.

      В какой-то момент Бурмистрову показалось, что стрельба утихает, однако через минуту обстрел неожиданно усилился, но в этот раз в перестрелку вмешалась полковая артиллерия – в упор и под прикрытием дымов она расстреливала укрепленные гнезда.

      Засыпалось скверно, все думалось невесть о чем: о фрицах, о семье, о любимой женщине. Казалось бы, нужно думать о том, как выполнить поставленную задачу с меньшими потерями и при этом уцелеть самому, а на ум приходили лишь воспоминания о женских нежностях, и это так бередило душу, что невольно сводило от болезненной тоски скулы.

      Своими думами о доме майор Бурмистров никогда ни с кем не делился. Скверная примета! Он и сам терпеть не мог, когда бойцы заводили разговоры об отчем доме, о семье, что означало лишь одно – человеку в затылок задышала костлявая, и каждый, кто слушал такие рассуждения, мог оказаться в ее орбите, а потому они старались поскорее покинуть собеседника.

      Как тут не поверить в приметы, когда каждая минута может оказаться последней. Чтобы перехитрить курносую, у каждого бойца имелась своя верная примета: кто-то, пренебрегая новой гимнастеркой, носил старую, занашивая ее до дыр, считая, что она сумеет уберечь его от погибели; кто-то мастерил оберег из осколка снаряда, не убившего его, но серьезно ранившего. Был такой талисман и у Бурмистрова – в кармане гимнастерки он всегда носил патрон из первой обоймы, выданной на фронте. Через сколько боев прошел, сколько всего было пережито, а патрон по-прежнему лежал в верхнем кармашке гимнастерки, сберегая от беды своего хозяина.

      Но одну традицию все бойцы соблюдали свято: никогда не брились перед боем. За время боестолкновений лицо порой покрывалось густой щетиной, однако командиры, понимая важность приметы, не слишком журили за внешний вид, особенно когда утро должно было начаться с наступления.

      В Познани, как уже было заведено, всякий следующий день начинался с пятнадцатиминутной артподготовки, после которой шли вперед штурмовые отряды.

      Батальон расположился в бывшем цеху швейной фабрики. Прохор вытянулся на дощечках, заботливо разложенных ординарцем, но уснуть не мог, хоть ты тресни. Он лежал, глядя в растерзанный, весь в трещинах потолок второго этажа, который каким-то неведомым образом продолжал держаться и не желал рассыпаться, а в голову лезла всякая бестолковщина, в которой трудно было бы признаваться в кругу боевых товарищей.

      На