Смех единорога. Живиль Богун

метаморфоза не произвела на Эмму должного впечатления.

      – Артистка! Прибереги свой талант для более благодарных зрителей. Меня, сама знаешь, страстными монологами не проймешь.

      – Знаю, – усмехнулась Лия. – Ты благоразумна и целомудренна за нас двоих. О всяких там принцах не мечтаешь… Или мечтаешь? – она вдруг подозрительно сощурилась.

      – Речь не обо мне, – попыталась отмахнуться Эмма.

      Но Лия уже вышла из образа Джульетты и заговорила четко, деловито, насмешливо:

      – Почему же? Ты зришь меня насквозь, дай же и мне заглянуть внутрь тебя и рассказать, что я там вижу. А вижу я обыкновенную спящую царевну: лежит она в хрустальном гробу, лежит и ждет смельчака, который однажды проберется в заколдованный лес и отважится ее, такую распрекрасную, разбудить!

      Эмма со вздохом откинулась на спинку стула.

      – Господь с тобой, Лия! К чему эти штампы?

      – К чему? – взвилась та. – Да к тому, что сон – это не жизнь! Пока ты дремлешь, часики тикают! Прости за откровенность, но в вопросах любви ты старомодная дурочка. Будешь ждать своего суженого, пока не состаришься. В итоге выйдешь замуж за человека достойного, пусть и немного побитого молью, и будете вы вместе до конца дней своих посещать выставки-театры да рецензировать статьи друг друга…

      Эмма поморщилась: лучше бы Лия играла в театре – съемки в сериалах оригинальности не добавляют. А сестра вдруг наклонилась и схватила ее за руку, этим детским порывом выдав свое настоящее состояние: растерянность, волнение, тревогу.

      – Но я так не хочу! Я хочу жить сейчас и любить сейчас! А Оскар – он такой… такой настоящий, понимаешь? И я с ним настоящая. Пусть люди думают, что хотят, но нас связывает куда больше, чем работа. Да, он предложил мне главную роль в своем новом проекте…

      – Прямо-таки рыцарь киноиндустрии! – не удержалась от колкости Эмма. – Ради дамы сердца готов на финансовый риск и медийный подвиг…

      – Не в этом дело! Главное, что с Оскаром я могу быть сама собой. Но если я сейчас сторможу, Оскар решит, что я не верю в него как в режиссера и не доверяю ему как мужчине. И укатит в свою Европу один, искать другую музу!

      Лия резко умолкла, отстранилась и уронила голову на руки, не отдавая себе отчета в том, насколько театральна ее поза. Актриса душой и телом, она не умела по-другому. Она всегда была настроена на зрителя, даже если им был только Господь Бог. Как великий Гауди разукрасил купол собора, видимый лишь с неба, так и Лия Ристич играла, в основном, ради самой игры. И только чурбан мог не поддаться ее напористому обаянью.

      – Ох, Ли! – вздохнула Эмма. – Когда-нибудь ты точно получишь своего Оскара. Не этого, так другого… с позолотой и мечом.

      – С этим Оскаром я обязательно добьюсь и того, золоченого! – засмеялась Лия, почувствовав смену настроения сестры. – Помоги, а? Вспомни, сколько раз мы так делали в садике, в школе, в гостях, и никто не замечал обмана…

      – Тебе не кажется, Ли, что время детских проделок давно миновало?

      – В последний