Глас вопиющего в пустыне. Любовь Гайдученко

что у нее зеленеет в глазах, и завалилась без сознания.

      Очнулась она от того, что над ней склонилось чье-то лицо. Это прохожие догадались вызвать «Скорую помощь».

      – Сейчас мы вас отвезем в больницу.

      – Не надо в больницу!

      – Нет, надо.

      И ее отвезли в больницу, которая до революции была больницей для бедных, и так, видимо, ею и осталась (лет десять назад ее, наконец, снесли). Туда привозили людей, подобранных на улице: бомжей, проституток, сифилитиков. Зато врачи там были очень опытные.

      К ней сразу же подошла пожилая еврейка, хирург, по имени Инна Исааковна Цукерман, и, осмотрев ее, сказала:

      – Не хочу вас пугать, но вас нужно немедленно оперировать. Положение очень серьезное.

      Аделаида не поверила.

      – Я не хочу! Я не верю!

      – Сейчас я приведу еще одного доктора, и, может быть, тогда вы поверите, наконец. Только плохо, что мы теряем драгоценное время.

      Она привела какого-то старого еврея, тот, осмотрев Аделаиду, подтвердил, что «промедление смерти подобно».

      – У вас киста яичника размером с головку младенца, она крепится к яичнику на ножке, которая сейчас перехлестнулась, поэтому вам так больно. Если тянуть резину, произойдет омертвение тканей, и вы погибнете.

      Боль стала такой невыносимой, что Аделаиде было уж все равно, она махнула рукой:

      – Делайте, что хотите!

      Ее не обрабатывая срочно покатили в операционную, Аделаида еще успела отметить, что комнаты, по которым они проезжали, были какими-то грязными. В операционной ей воткнули в руку огромную иголку, из которой в Аделаиду попадало снотворное, находящееся в очень большой бутылке, подвешенной над ее головой. Но боль терзала ее внутренности с такой силой, что не давала Аделаиде заснуть.

      Над ней наклонилась анестезиолог:

      – Ты, часом, не наркоманка? Смотри, на тебя не подействовало такое количество снотворного…

      – Что вы! Я даже почти не пью!

      Только когда поставили вторую бутыль, Аделаида провалилась в небытие.

      В больницу ее привезли около двенадцати часов дня, но, когда Аделаида очнулась, вокруг был тусклый желтоватый электрический свет, значит, уже наступил вечер.

      Но очнулась она не сразу – со снотворным все-таки переборщили. Сначала она услышала, как ее зовут по имени:

      – Аделаида, проснись! Аделаида!

      Но она почему-то не могла ни ответить, ни пошевелить ни одним своим членом, и ей показалось, что сейчас все подумают, что она уже мертвая, и зароют ее в могилу.

      Но потом все-таки к ней стало возвращаться зрение, и она увидела врачей, склонившихся над ней.

      Больные в огромной палате (наверное, человек сто!), куда ее поместили, потом рассказали ей, что ее никак не могли вывести из-под наркоза, оттопыривали веко – глаза были закатаны, она не реагировала. Когда ее уже собрались отвозить в реанимацию, она начала приходить в себя, пошевелилась.

      Cанитарок