Демон ночи и дня. Юрий и Аркадий Видинеевы

клочья грязной бумаги и прочий хлам. Лифт не работал.

      Столь же «живописным», под стать картинам первого этажа, был интерьер остальных этажей этого убогого подъезда, терзаемого беспечностью властей и разнузданным вандализмом безвластных.

      По пути на пятый этаж Эля и её Господин миновали шестнадцать обшарпанных входных дверей в квартиры ютящихся там жильцов. Элочке казалось, что они проходят по зоопарку мимо клеток с крикливыми попугаями, с беснующимися обезьянами, с разъярёнными хищниками. Шум, гам, истерики, ругань, громкий рёв истязателей и жалобные вопли истязаемых. Где-то – оглушительная музыка, выносящая мозг и опустошающая душу, где-то надрывное пение из тюремного репертуара, где-то бранная, а где-то фразообразующая матершина.

      Такие же «пенки» доносились из-за входных дверей трёх квартир на пятом этаже. Лишь за одной входной дверью, такой же обшарпанной, как и все остальные, была полная тишина. В неё и вошёл суровый Элочкин Господин, а следом за ним и его безропотная служанка Элочка. За этой дверью всё оказалось непредсказуемо, ирреально иным: суровый Господин с пугающей, отталкивающей внешностью превратился в галантного интеллигента, сама квартира, вопреки архитектуре всего дома, сразила Элочку необозримыми размерами, как уходящая в какое-то иное, N-мерное пространство.

      «Что за чудо!»

      Дыхание наполнилось резким запахом серы, аммиака и гнили, но вскоре эти тяжёлые запахи обманчиво заменились на нежнейшие ароматы цветочных клумб, украшающих бесчисленные залы, апартаменты, будуары и террасы. Во всём усматривалась роскошь и величие, за всем виделись несметные богатства и огромная власть.

      – «За всем этим – ложь и обман», – подумала Эля, но вскоре мысли её утратили всякую способность к проницательности, затуманились атмосферой обольщения, коварства и колдовства.

      Сорок ливрейных слуг и двенадцать обольстительных служанок церемониально приветствовали своего Господина, а тот, представил им Элочку в качестве новой служанки и удалился, уединившись в своих апартаментах.

      Первый же день проживания в обители Господина стал для Эли калейдоскопом нервных встрясок от полной незащищённости перед холодным презрением, жестокостью и травлей со стороны всей придворной челяди. На ней упражнялись в злословии, в оттачивании мастерства по наведению мистических страхов и ужасающих галлюцинаций. Весь день Элочку морили голодом и жаждой, а перед сном выпороли розгами, наставляя тем самым на ум и беспрекословное послушание.

      – Художница от слова «худо»!

      – Чей лик дерзнула писать своей корявой рукой?!

      – Это в миру ты была «королевой красоты и обаяния», а здесь ты «девка Никто» по имени «Замарашка»!

      – Теперь твоё место под лавкой, а твои инструменты – не кисти и палитра, а метла, веник, совок для мусора и тряпка с ведром воды!

      Все эти и подобные им реплики от придворной челяди занозами впивались в мозг