Обещания богов. Жан-Кристоф Гранже

сцены, где нацисты были еще более жестоки (если такое возможно), чем в реальности.

      Все это не давало ни малейших оснований для шантажа молодой женщины. Вот только Грета так расслабилась, что рассказала, что ее муж, прусский граф, близкий к партии, от всей души презирает Адольфа Гитлера и, говоря о нем, всегда использует прозвище, которым наградил того Гинденбург: Цыганский Капрал[17].

      Симон пригрозил ей, что отправится в гестапо с записями под мышкой. Грета оказалась перед дилеммой. Или она признается мужу, что обращалась к психоаналитику, или заплатит, позаимствовав деньги из секретных фондов мужа.

      Вот уже шесть месяцев, как она выбрала второе.

      – Спасибо, – сдержанно сказал он.

      И с самым естественным видом убрал конверт в карман. Ирония ситуации: получить деньги за шантаж нацистской супруги в тот самый момент, когда его окружают эти отвратительные мундиры.

      – Я тебе уже объяснял, что такова часть терапии, – продолжил он самым мягким голосом. – Это вознаграждение – ключ к твоему выздоровлению. Зигмунд Фрейд сказал…

      – Schnauze![18] Ты просто грязный шантажист.

      – Думай что хочешь, – с притворно оскорбленным видом отозвался он. – Я это делаю для твоего же блага.

      – Деньги даже не мои, а мужа.

      – Еще лучше!

      – Ты несешь чепуху.

      Он снова наклонился к ней и взял за руку.

      – Грета, я ведь лечу тебя от кошмаров, верно?

      – Да, – с надутым видом признала она.

      – А откуда берутся твои кошмары?

      Она подняла голову и испуганно огляделась.

      – Замолчи.

      Он наклонился еще ниже и прошептал:

      – Они берутся из НСДАП, моя милая.

      – Говорю же, замолчи!

      – А откуда берутся деньги твоего мужа?

      Она зарыдала, прижав к лицу ладони. Сквозь пальцы потекли слезы. Совершенно та же реакция, что у фрау Фельдман. К счастью, в гуле, стоявшем на террасе, никто не обратил на них внимания.

      – Так что в определенном смысле, – шелковым голосом продолжил Симон, – это Гитлер мне платит. Он всего лишь возмещает ущерб, который нанес твоему мозгу.

      Она вытерла глаза.

      – Вечная твоя дерьмовая логика.

      – Не строй из себя ребенка, – бросил он, доставая новую «Муратти». – Эти деньги послужат науке. Все лучше, чем дать им сгореть в войне, которая станет самым большим фиаско века. И унесет миллионы жизней!

      Грета отодвинулась вместе со стулом. На лице теперь читалась не грусть, а скорее живейшее любопытство.

      – Я не могу понять, каким чудом ты еще жив.

      – Благодаря моему росту. Проскальзываю между дождевыми каплями и в результате выхожу сухим из воды.

      – Капли скоро превратятся в снаряды.

      – Наберемся терпения. Еще мартини?

      Она закивала – как кукушка в швейцарских часах. Грета обожала изображать из себя ребенка, да, в сущности, она недалеко ушла от детства…

      Он подозвал официанта и сделал новый заказ. Мысли в голове начали странным образом расплываться.

      – Как

17

Очевидно, по аналогии с прозвищем Наполеона Маленький Капрал.

18

Здесь: Заткнись! (нем.)