Обещания богов. Жан-Кристоф Гранже

покажет миру, на что он способен. Вот только придется поторапливаться, потому что нацизм собирается заняться тем же самым.

      В его маленькой, на редкость красивой голове дальнейший путь всегда представал бегом наперегонки с национал-социализмом. Двадцать лет спустя можно было сказать, что он эту гонку выиграл, – во всяком случае, он заполучил свое место под солнцем раньше, чем фюрер все разрушил.

      Благодаря блестящей учебе, продуманному выбору, с кем спать, и весьма сомнительным махинациям ему удалось пробраться на самую вершину. Из-за войны все пойдет прахом? Не стоит беспокоиться, он сумеет выйти сухим из воды. Сбежит в Америку или женится на богатой вдове. А может, и то и другое.

      Одно неоспоримо: он видел, как зарождался нацизм, и увидит, как тот умрет. Вся штука в том, чтобы его пережить.

      Симон был всего в паре сотен метров от отеля «Адлон» – уже показались Бранденбургские ворота, – но пот лил с него градом. Он проклял себя за то, что не зашел после обеда домой: встреча с Адлонскими Дамами требовала полной боевой готовности.

      В конце концов он нашел скамейку в теньке, чтобы немного подсохнуть, присел и мгновенно заснул, как какой-нибудь бродяга.

      20

      – Дорогой, а как тебе вечернее платье и шелковый трикотаж?

      – Белое или черное?

      – Белое.

      – А время года?

      – Весна. Может, градусов двадцать к вечеру. Что накинуть поверх?

      – Вязаное болеро. Я бы сказал, из ангорской шерсти, розовое или белое.

      – Именно! – воскликнула Магда, поднимаясь с подлокотника кресла Симона. – А что я тебе говорила!

      Она уставила указательный пальчик на другую женщину, которую Симон не знал; ее глаза торжествующе блеснули.

      – И с огромным бантом вдобавок!

      Она снова повернулась к Симону, опустилась на одно колено и пристроила подбородок на его скрещенные руки.

      – Лапочка, – проворковала она медовым голосом, – ты и впрямь самый лучший!

      Симон принял комплимент с должной скромностью, лишь согласно кивнув. Он повсюду рассказывал, что бывал в Париже на показах Коко Шанель, Жанны Пакен и Люсьена Лелонга, что было чистым враньем. Он тогда жил в грязной каморке для прислуги, и, сказать по правде, в 1936 году в Париже немецкое происхождение служило не лучшей визитной карточкой. Ему еле-еле удалось переспать с несколькими пожилыми дамами, встреченными в дансинге в «Куполь», чтобы было чем заплатить за угол.

      Сейчас уже начало пятого. Симон проспал на скамейке больше часа. Следователь из тебя… И все же он застал «Вильгельм-клуб» в полном расцвете, что и требовалось.

      Если атмосфера «Кайзерхофа» с его огромным холлом, растениями в горшках и стеклянными потолками – так и казалось, что вот-вот грянет большой вальс, – была скорее венской, то в «Адлоне» царил куда более немецкий дух. Его высокие своды, германские гербы, мраморные колонны и канделябры напоминали помпезную гигантскую таверну. Флорентийские статуи и мраморные