Мистический капкан на Коша Мару. Евгения Райнеш

двадцатого вида настенных рисунков, выдвигающихся прямо на зрителя и приобретающих живой объём, он понял: получилось!

      Наркоманы с копытами и чахлые умирающие девушки словно сходили со стен, одной стороной своей сущности оставаясь в том самом ином, потустороннем мире, а другой – обретали плоть и кровь. И от этого становилось ещё страшнее. Материализация призраков чьей-то больной фантазии, пропущенная через подсознание Клима – камера просто фиксировала это.

      Он уже задыхался от восторга, просмотрев штук сто-сто пятьдесят кадров, и почти все они были в той или иной степени удачные, но вдруг заметил, что в творческий процесс вмешалось пятно. Наверное, накануне он не просёк, когда запылился объектив, потому что сгусток, похожий на кляксу, сначала был едва заметен, а затем проявлялся всё чётче и скоро уже конкретно портил кадры.

      Клим застонал. Ну, какого чёрта он так распустился, что забыл проверить аппаратуру? Никогда себе такого не позволял. Стареет что ли?

      А потом он вдруг понял, что совершенно не помнит вчерашнюю съёмку. И вообще не помнит весь вечер. Вот он расчехляет штатив и говорит Эри: «Я останусь тут, поснимаю». И сразу просыпается от резкой боли в затёкшей шее и звонка мобильного.

      Звонок…

      Впрочем, если бы было что-то срочное, непременно бы перезвонили. Пока он разговаривал с ангелом Натой, пока просматривал кадры – не один час, видимо, прошёл. Даже не глядя на часы, Клим понимал, что уже хорошо за полдень.

      Взгляд опять упал на монитор. В задумчивости Клим проклацал несколько кадров вперёд, и на экране появилась какая-то странность. Пятно, напоминавшее неопрятную кляксу, вдруг оформилось в подобие силуэта. Клим вгляделся, думая, что ему показалось. Но нет – у очертания явно была голова и шея, и худые плечи, с которых свешивалась то ли ночная рубашка, то ли длинное, почти в пол платье.

      – Коша Мара, – почему-то сразу подумал Клим. – И дом этот – Кошмарный.

      И сам с собой рассмеялся. Во-первых, дому очень подходило это название. А во-вторых, оказалось, что детские фантазии заразны. Ангел Ната каким-то непостижимым образом смогла поселить в его трезвом, взрослом и практичном разуме неведомую пустодомку. Значит, голова на тот момент была пустая. Логично же – если это создание селится в незанятых ничем и никем местах, то и в башке Клима гулял ветер.

      Он снова вгляделся в застывшее на экране пятно. Обыкновенное пятно. Защёлкал, переключая в быстром темпе кадр за кадром. Пятно зашевелилось, оно опять на глазах обретало шею, руки и ночную рубашку. Вот чуть наклонило голову, как бы с любопытством вглядываясь в фотографа. А потом сделало шаг назад, осознав, что попадает в кадр, и желая избежать этого. Две секунды мелькания снимков на экране размытый образ пятился, пока совсем не пропал. Теперь Клим опять видел только нарисованные на стене картины, очень талантливые, но уже не такие живые, как раньше, до того, когда на их фоне фотоаппарат случайно застиг любопытного призрака.

      Он опять промотал сессию назад. По отдельности – брак съёмки. В процессе