Империя наций. Этнографическое знание и формирование Советского Союза. Франсин Хирш

членов картографической комиссии, включая Алексея Шахматова, настаивали, что один из самых надежных индикаторов народности – «родной язык»102. Эти этнографы предлагали положить в основу работы комиссии материалы Всероссийской переписи 1897 года. Перепись не включала отдельного вопроса о народности, а классифицировала большинство подданных империи по родному языку и вероисповеданию; Центральный статистический комитет, исходя из этих результатов, составил «список народностей империи»103. Другие члены комиссии критиковали эту формулу, заявляя, что народность есть нечто большее, чем отражение языка (или языка и религии). Штернберг (только что окончивший статью о росте национального самосознания у инородцев империи) настаивал, что комиссия должна обращать внимание на «самоопределение» населения104. Фёдор Волков утверждал, что для комиссии принципиально важно также картографировать антропологические (физические или расовые) характеристики105. Большинство членов комиссии, в том числе Николай Могилянский, хотели, чтобы она уделила основное внимание сочетанию языка и других этнографических характеристик, включая те элементы материальной и духовной культуры, которые являются выражением народного быта106.

      Эти разногласия в вопросе о смысле и лучших индикаторах народности отчасти отражали тот факт, что этнография, иногда называемая этнологией, не имела в России (и других странах) глубоких корней как отдельная научная дисциплина, а включала в свою область множество дисциплин, в том числе географию, антропологию, историю, лингвистику и фольклористику107. Члены комиссии предпочитали разные методологии отчасти потому, что обучались разным наукам. Зеленин и Евфимий Карский были лингвистами, Волков и Сергей Руденко – физическими антропологами, Вениамин Семёнов-Тян-Шанский – географом. Члены комиссии не только имели разную подготовку, но и заимствовали подходы из конкурирующих европейских традиций. Руденко и Волков были последователями «французской школы» антропологии Поля Брока и изучали расовые характеристики. Могилянский, взявший свою методологию из немецкой Völkskunde, хотел понять, каким образом «под влиянием расовых особенностей, географической среды и исторических условий» развивается «материальный и духовный» уклад жизни отдельных народов108. Штернберг, позаимствовавший методологию отчасти у британских и американских культурных эволюционистов, таких как Эдвард Б. Тайлор и Льюис Генри Морган, пытался ранжировать народы империи в соответствии с их «уровнем культуры»109.

      Картографическая комиссия в духе компромисса приняла широкий комплексный подход. Примечательно, что комиссия согласилась считать родной язык «основной категорией» народности; она учредила лингвистическую подкомиссию, которая начала составлять по материалам переписи 1897 года предварительный список народностей империи. Комиссия также приняла решение брать данные об антропологическом типе

102

Там же. Л. 65–65 об. Зеленин также предпочитал лингвистический подход.

103

Котельников А. История производства и разработки всеобщей переписи населения. СПб., 1909; Патканов С. К таблицам XIII, XIV, XV и XVI // Тройницкий Н. А. (ред.). Общий свод по империи результатов разработки данных Первой всеобщей переписи населения, произведенной 28 января 1897 года. СПб., 1905. Т. 2. С. 1–39. Это соответствовало европейским нормам, установленным на международных статистических конгрессах. Статистики Российской империи тоже в них участвовали. В 1872 году такой международный конгресс проводился в Санкт-Петербурге. О переписи 1897 года см. также: Darrow D. W. Census as a Technology of Empire // Ab Imperio. 2002. No. 4. P. 145–176.

104

РГО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 78. Л. 59 об.

105

Золотарёв Д. Обзор деятельности Постоянной комиссии по составлению этнографических карт. С. xvii–xviii.

106

РГО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 78. Л. 61 об. – 63.

107

Этнограф и археолог Николай Харузин в конце XIX века отмечал: «Наука этнографии – наука новая… Одни ее называют этнографией, другие этнологией, иные считают ее частью антропологии или частью истории или, наконец, смешивают ее с социологией. Некоторые ученые считают ее наукой естественно-исторической, другие причисляют ее к общественным наукам». Этнографы ИРГО иногда использовали термины «этнография» и «этнология» как синонимы, а иногда применяли их, чтобы указать на разные аспекты своей дисциплины. В целом этнография считалась связанной с изучением культуры и быта, а этнология – с выявлением «возможных физических связей» между разными народами. См. дискуссию в статье: Могилянский Н. Предмет и задачи этнографии // Живая старина. 1916. Год 25. Вып. 1. С. 1–22 (особ. 7). См. также: Журнал заседания Отделения Этнографии Императорского Русского Географического Общества 4 марта 1916 г. // Там же. Вып. 2–3. С. 1–11.

108

Журнал заседания Отделения Этнографии Императорского Русского Географического Общества 4 марта 1916 г. // Живая старина. 1916. Год 25. Вып. 2–3. С. 17. Также см.: Кагаров Е. Г. Пределы этнографии // Этнография. 1928. № 1. С. 13–14.

109

Эти конкурирующие подходы обсуждались в журнале ИРГО «Живая старина» между 1900 и 1916 годами. Резюме основных подходов см. в публикациях: Могилянский Н. Предмет и задачи этнографии. С. 1–22; Журнал заседания Отделения Этнографии Императорского Русского Географического Общества 4 марта 1916 года. С. 1–11. Об Эдварде Тайлоре и русской этнографии см.: Журналы заседаний Отделения Этнографии Императорского Русского Географического Общества: заседание 28 октября 1911 г. // Живая старина. 1911. Год 20. Вып. 3–4. С. xxxi–xxxv. См. также: Geraci R. Ethnic Minorities, Anthropology, and Russian National Identity on Trial: The Multan Case, 1892–1896 // The Russian Review. 2000. Vol. 59. No. 4. P. 530–554.