Одноклассницы. ДИКИЙ НОСОК

не слышала в какой момент отстали преследователи. Да и гнались ли они за ними вообще? Она слышала только стук собственного сердца. Если бы учитель физкультуры видел этот спринт, поставил бы пятерки сразу за год. Вывернув из-за ограды парка, подружки к своему ужасу увидели, как трогается и медленно отъезжает от остановки автобус. Номер его был неважен. Сейчас нужно было убраться отсюда хоть куда-нибудь, а не торчать на остановке на всеобщем обозрении, как три тополя на Плющихе. Не сговариваясь, подружки бросились вслед за ним. Они неслись по тротуару с такой отчаянной решимостью, что испуганных собак вместе с хозяевами расшвыривало по сторонам. Автобус, конечно, не догнали. Но почти добежали до следующей остановки. Здесь было безопасно. Любительницы приключений дышали, как загнанные лошади, попадав на скамейку остановки.

      «Капец! Мать меня убьет за туфли,» – рыдала Гусева. Она была босиком, ошметки черных колготок лохматились на ногах. Туфли остались где-то там, в парке.

      Марина. 8-й класс.

      Это называлось трудовой лагерь и на словах выглядело неплохо: трудовые смены (не более 4-х часов), трехразовое питание, проживание как в пионерском лагере и вечерние дискотеки. Три недели все восьмиклассники жили на окраине райцентра в обшарпанных корпусах то ли общаги, то ли пионерского лагеря. Три барака были заполнены всклянь. В комнате, где жила Марина, кровати были натыканы плотненько, точно ватные палочки в упаковке. Протиснуться между ними можно было только бочком. Одежда хранилась в сумках под кроватями. Мыться предлагалось в отдельно стоящем здании, где были раковины, в которых девчонки умудрялись помыть и головы, и ноги, и грохочущие тазики для мытья всего остального, что в раковину запихнуть было сложно, и только холодная вода. Туалет типа «сортир» располагался на задворках территории.

      Ежедневно, кроме выходных, школьников сажали в автобусы и отвозили на бесконечные морковные поля. Морковь там тоже росла, чахлая и забитая сорняками, вымахавшими к июлю месяцу едва ли не по пояс. Их надлежало безжалостно выдирать. Борозда, начинавшаяся у ног, терялась из вида где-то на горизонте. Труд был бессмысленный (выжившая среди сорняков морковка по большей части вытаптывалась) и безвозмездный (заработанные деньги шли в фонд школы), а от того еще более бессмысленный. Главной задачей было – дойти до конца борозды. Если кто-то сильно отставал, то классуха громко корила их за леность и снаряжала уже закончивших им в помощь. Роптать было бесполезно. Отстающих ненавидели. С какой стати, честно пропахав свою борозду, помогать этим халявщикам? Самые сообразительные сразу смекнули, что лучше не высовываться и сильно вперед не лезть, а ползти себе потихоньку в общей массе.

      В первую же ночь пацаны прокрались в комнату к девочкам и разрисовали зубной пастой кому ноги, а кому и лица. Классика жанра. Марине, спавшей прямо у двери, досталось едва ли не больше всех. Проснулась она от того, что раскрытые и извазюканные пастой ноги замерзли.

      Скандал утром был страшный. Галина Викторовна орала так,