Почему не Эванс?. Агата Кристи

ему вялую руку. Его отец простился с ними, и Бобби проводил Кейменов до парадной двери.

      – А чем вы занимаетесь, молодой человек? – поинтересовался Кеймен. – Приехали домой в отпуск или как?

      – В основном я занимаюсь поисками занятия, – промямлил Бобби. – Я служил на флоте.

      – Тяжелые времена… тяжелые сейчас времена, – сказал мистер Кеймен, качая головой. – Ну, желаю вам удачи, разумеется.

      – Большое вам спасибо, – вежливо ответил Бобби.

      Он смотрел, как они уходят по заросшей сорняками подъездной аллее. Парень вконец приуныл. В голове царил кавардак путаных мыслей. Фотография… лицо девушки с широко поставленными глазами и пышными волосами… И вот десять или пятнадцать лет спустя миссис Кеймен, размалеванная, с выщипанными бровями. Широко поставленные глаза утонули в складках кожи и превратились в поросячьи глазки, а волосы были густо покрашены хной. Невинность молодости испарилась без следа. Какая жалость! И все, наверное, из-за того, что она вышла замуж за этого здоровенного прохвоста Кеймена. Выйди она за кого-нибудь другого, может, и не постарела бы так безобразно и скоро. Седина в волосах, а на бледном гладком лице – все те же широко поставленные глаза… А впрочем, какая разница? Бобби вздохнул и покачал головой.

      – Это худшее, что приносит брак, – пробормотал он.

      – Что ты сказал?

      Бобби очнулся от своих дум и увидел тихонько подошедшую Фрэнки.

      – Привет, – буркнул он.

      – Привет. Почему брак? И чей?

      – Я рассуждал отвлеченно, – сказал Бобби.

      – То есть?

      – О разрушительных последствиях брака.

      – И кто же подвергся разрушению?

      Бобби все объяснил, но Фрэнки с ним не согласилась:

      – Вздор. Эта женщина в точности как на фотографии.

      – Когда ты ее видела? Ты была на дознании?

      – Разумеется, была. А ты как думал? Тут же почти нечего делать. Дознание – это настоящая манна небесная. Я так волновалась, что аж зубы свело. Конечно, лучше бы это было таинственное отравление, чтобы выступал лаборант-химик и все такое, но нельзя привередничать. Надо довольствоваться нехитрыми развлечениями, выпадающими на нашу долю. Я до самого конца надеялась, что кто-нибудь заподозрит неладное, но все оказалось чуть ли не до прискорбия просто.

      – До чего же ты кровожадная, Фрэнки.

      – Я знаю. Это, вероятно, атавизм, или как его? А ты как думаешь? Я уверена, что во мне много атавизмов, или как их? В школе меня прозвали Обезьяньей Мордой.

      – А обезьянам нравятся убийства? – спросил Бобби.

      – Ты спрашиваешь, как корреспондент воскресной газеты.

      – Ты знаешь, – сказал Бобби, возвращаясь к первоначальной теме, – я не согласен с тобой относительно миссис Кеймен. На фотографии она славная.

      – Подретушировали, только и всего, – отрезала Фрэнки.

      – Ну, значит, так подретушировали, что мать родная не узнает.

      – Ты слепой, – сказала Фрэнки. – Фотограф сделал все, на что способно искусство светописи, но все равно снимок вышел гадкий.

      – Совершенно