Самая сексуальная журналистка. Дженнифер Рэй

она говорит. Фейт произносила слова чисто, безупречно, но время от времени в ее речь закрадывался приятный чужеземный акцент.

      – Мне нравится слушать ветер или звуки, доносящиеся из окна моей спальни, и отключаться ото всех своих мыслей. Притворяться, будто я – кошка, и я могу просто сидеть и наблюдать, а потом ускользнуть, куда я хочу, – туда, где никто меня не найдет.

      – Вы хотите быть кошкой? – И как у нее получалось каждый раз удивлять его?

      Она засмеялась, и уголки ее глаз испещрили морщинки, а зубы сверкнули на солнце.

      – Иногда. А что насчет вас? Вы когда-нибудь хотели быть кем-то еще?

      Кэш задумался. И вспомнил о своем брате. Да. Многие годы он хотел быть кем-то еще.

      – Нет.

      – Жаль, что я не такая храбрая, как вы. – Фейт опустила взгляд, ее улыбка дрогнула.

      – Я – не храбрый. – Он был трусом, он знал это, но ни одна живая душа об этом не подозревала. Никто – во всяком случае, за пределами его родного города Уорра-Крик.

      – Конечно, храбрый. Вы говорите то, что должны говорить. Делаете то, что должны делать. Не волнуетесь о том, что о вас подумают, что может произойти. Вы – бесстрашный.

      Фейт говорила, а Кэш внимательно наблюдал за ней. Что-то в ней ошеломило его, и он поспешил отделаться от этого странного ощущения. В конце концов, каждому хотелось бы услышать в свой адрес подобные слова. Это всколыхнулось его эго, только и всего, – совсем как тогда, когда он последний раз влюбился. Та девушка тоже тешила его самолюбие. Но с тех пор прошло девять лет – и его самомнение уже не нуждалось в подпитке. Он не нуждался ни в ком.

      – Я бы назвал себя упрямым как осел, а не храбрым.

      Фейт засмеялась, ее лицо вмиг преобразилось, и Кэш почувствовал, как что-то заныло у него в груди. Сколько же времени прошло с тех пор, как он заставлял женщину смеяться? Не жеманно хихикать. Не флиртовать. А просто смеяться – громко, в лучах солнца.

      – Должно быть, в этом вы правы. Но есть кое-что еще. Мне хотелось бы быть самой собой и не беспокоиться, что думают обо мне другие. Мне хотелось бы быть такой же храброй.

      Кэш и не заметил, как его губы расплылись в улыбке. Ему вдруг захотелось продолжить разговор.

      – Это вы – храбрая, Фейт. Вы проехали через весь свет, чтобы создать передачу, которая запросто могла превратить вас в посмешище. Но вы сделали это. И теперь вы – здесь. Доказывая, на что вы способны, открыто давая мне отпор.

      – А это храбро – или просто глупо?

      – Возможно, и то, и другое. Но вы делаете это. Не убегаете прочь.

      «В отличие от меня самого», – мысленно продолжил он.

      – Благодарю вас, Кэш. Думаю, это – самое приятное, что кто-либо когда-либо мне говорил.

      Кэш вскинул брови.

      – Это – самое приятное, что кто-либо когда-либо вам говорил? Вам явно стоит найти новых друзей.

      Его шутка не насмешила ее. Фейт отвела взгляд, и Кэш почувствовал, как она отшатнулась.

      Бормотание окружающих и щебетание птиц зазвучало громче. Ему явно не стоило этого