Гулящие люди. Алексей Чапыгин

вам его! – Сенька, подскочив к целовальнику, схватив, перекинул через стойку на избу.

      – О, черт! – Целовальника солдаты за волосы поволокли на двор, пиная.

      Один из целовальников выстрелил из пистолета в дверь на улицу и убежал, крича служителям:

      – Спасайте казну государеву-у!

      Рейтаренин в ответ тоже выстрелил, попал в полку со штофами, с полки полилась водка, с потолка посыпалась сажа.

      – Лови, лупи дьяволов, товарыщи! – хлюпая лаптями, вскочив на стойку, заорал датошный солдат. Спрыгнув, он поймал одного целовальника, волок его за волосы к выходу, другого поймали солдаты и также за волосы утащили на двор. Иные норовили отнять у служек кабацких мешки с напойной казной.

      – Маёру гожи, и нам перепадет!

      На дворе кружечного появился в черном мундире, с виду капитан в медном шишаке; он, выдернув прямую, тонкую шпагу, шагнул на крыльцо избы, где солдаты громили посуду и отбивали деньги у служек, иные наливали водку в свои фляги, носимые под полой.

      – Гоже, продадим!

      За забором кружечного, за пряслом звена к слободам, кричал убежавший от побоев целовальник:

      – Грабят напойну казну государеау-у! Бей в на-а-бат!

      В ближней слободской церкви ударили в колокол, медный звон завыл над посадами.

      Черный немчин, капитан, стоя в дверях, крикнул:

      – Солдаты, подбери ноги – борзо! Стрельцы с коломничами двор окружат, имать будут.

      Когда грабили, Сенька стоял, глядел, он ничего не брал и не пил больше. Теперь на знакомый голос черного капитана кинулся с радостью.

      – Таисий, брат!

      – Семен!

      – Тебя ищу! Заедино чтоб…

      – Давно жду – идем! Что это лицо и волосы в саже?

      – Стреляли… сажа с потолка, сухая – ништо-о! – Сенька выволок из-за пазухи шапку, отряхнув шапкой кудри, накрыл голову.

      – Мекал я, Семен, быть твоей голове под двором князей Мстиславских.

      – Это как?

      – Поспешай! Слышишь набат? Скажу о том после.

      Ночью в моленной, сидя на скамье перед огнем большой лампады, горевшей у образа Пантократора, кабацкий голова писал в Иноземский приказ в Москву: «Боярину Илье Даниловичу Милославскому, да дьякам Василью Ртищеву, да Матвею Кулакову пишем мы, с Коломны кружечного двора голова Микифор Прохоров с товарыщи:

      По государеву цареву и великого князя Алексия Михайловича всея Русии указу… Велено мне, холопу государеву, с кружечного двора казну – сборные деньги – сбирати на государя на веру в правду… Ныне в те дни, в которые продавать нам питье не велено – в великий пост, и по светлой неделе, и в успенский пост, и в воскресные дни – салдатского строю служилые люди приходят на коломенской кружечной двор и продают вино изо фляг явно, а в которые дни кружечной двор бывает отперт, и в те дни салдаты, ходячи около кружечного двора, на торгу, и по рядам, и на посаде в слободах на дворах, и на улицах вино продают беспрестанно, а маюр, как и доводили мы ранее сей отписки, от винной продажи салдатов не унимает и во всем им норовит… Многажды с вином к ему салдатов приводили, он их освобождает без наказанья… Салдаты по вся дни собираютца