Гулящие люди. Алексей Чапыгин

Сеньке:

      – Проводи боярина до возка! Боярин приостановился:

      – У меня, святейший патриарх, возок на полозьях летних, в запятах и переду есть люди – самому тебе потребно беречься, слуга один, пусть будет в хоромах.

      – Ништо нам! Да чуй, боярин, – ворота в Кремль укажи затворить все, опричь Боровицких.

      – То будет исполнено, господине!

      Сенька, поддерживая боярина, свел его с высокого крыльца. Боярина подхватили его люди. Когда сажали в возок, он снова пискнул низом живота и громко сказал:

      – Ох, господи!

      Старика укутали от сырой погоды плотными тканями. Тройка белых, сереющих в сумраке коней подхватила и унесла возок.

      Сенька коротко глянул вслед и повернулся уходить. Из мокрой полутьмы кто-то шагнул к нему. Этот кто-то, в армяке, шайке шлыком – признак не простого рода, – бородатый, с длинными кудрями, сказал:

      – Брат Семен!

      У Сеньки дрогнуло внутри, голос напомнил Таисия – Тимошку, учителя из Иверского монастыря. Воспоминание странно очаровало. Сенька, поднимаясь на крыльцо, глядел на идущего сбоку, не узнавал лица:

      – Ты ли, брат Таисий?

      – Видом не тот – делами он, Таисий… Ой, грех, брат Семен! Стал ты саянником – сарафанником бабьим… Уговор забыл?

      – Какой?

      – Быть в миру заедино!

      – Меня тогда монахи заковали… Патриарх призвал, расковал, дал я слово служить ему, сколь сил хватит.

      Сенька не остерегался и не оглядывался, но слышал, как трещит от многих шагов лестница.

      Тимошка колдовал над ним воспоминаниями, он чувствовал свою власть над Сенькой, подымаясь вместе с ним в патриаршу палату, попрекал:

      – Сатане в зубы пошел мой труд! Никону довел на себя и старцов иверских про пожар и цату богородичну напрасно. Тебя лишь не марал, а ты, чую я, ушел от меня навсегда?..

      – Знай и ты, Таисий! Меня за твои дела ковали… причислили к святотатцам, смерть предрекали…

      Когда Сенька вошел в сени, сел на лавку с Таисием, тогда опомнился – он увидел, что следом за ним вошел огромного роста поп в кропаной рясе, с большим медным крестом на груди, за первым влезли еще два попа, таких же полупьяных и оборванных.

      – Не входи! – крикнул Сенька, вскочив на ноги. Первый поп нагло ответил:

      – Ого, миляк! Дал шубу, скидай и армяк. Не своим и злым голосом Сенька сказал:

      – Побью, как псов!

      Тимошка, боясь, что попы испортят ему ловко начатое дело, крикнул:

      – Подождите входить!

      – Пошто, Таисий, навел бродяг?!

      – Брат Семен! Чуй, пришли мы…

      Большой поп не выждал конца Тимошкиной речи, выхватил из-под рясы топор. Кончая речь Тимошки, заорал:

      – С благословением отчим! – и шагнул вперед.

      Когда сверкнул топор, Сенька кинулся к попу так быстро, что минуту видеть ничего нельзя было: сверкнул топор, мелькнули кулаки, поп упал навзничь, ударился головой в стену палаты, перевалился на колени, уронив топор, Сенька нагнулся быстро, еще сверкнул топор последний раз. Сенька обухом ударил попа