Террор. Дэн Симмонс

парке с капюшоном и меховых штанах, стоит спиной вполоборота к высокому лейтенанту. Но молодой третий лейтенант подобрался к ней вдоль фальшборта почти вплотную – он еще не касается женщины, но стоит гораздо ближе, чем офицер и джентльмен позволил бы себе стоять возле дамы на вечеринке в саду или на прогулочной яхте.

      – Лейтенант Ирвинг.

      Крозье не хотел произносить приветствие таким резким, лающим голосом, но нисколько не расстраивается, когда молодой человек подпрыгивает, словно уколотый кинжалом, чуть не теряет равновесие, хватается за обледенелый поручень левой рукой и – как он упорно продолжает делать, хотя теперь знает правила этикета, принятые на корабле во льдах, – отдает честь правой рукой.

      Нелепый жест, думает Крозье, и не только потому, что из-за неуклюжих рукавиц, «уэльского парика» и многочисленных теплых поддевок под зимней шинелью молодой Ирвинг малость смахивает на отдающего честь моржа, но также потому, что парень стянул шерстяной шарф со своего чисто выбритого лица – вероятно, с целью показать Безмолвной, как он привлекателен, – и теперь у него под ноздрями болтаются две длинные сосульки, придающие ему еще большее сходство с моржом.

      – Отставить! – рявкает Крозье.

      «Чертов болван», – добавляет он мысленно, но достаточно громко, чтобы молодой лейтенант мог без труда расслышать непроизнесенные слова.

      Ирвинг стоит неподвижно, бросает взгляд на Безмолвную – во всяком случае, на затылок мехового капюшона – и открывает рот, собираясь заговорить. Очевидно, никакие слова не идут ему на ум. Он закрывает рот. Губы у него такие же белые, как обмороженная кожа.

      – Сейчас не ваша вахта, лейтенант, – говорит Крозье, снова слыша в своем голосе металлические нотки.

      – Нет, сэр. То есть да, сэр. То есть капитан прав, сэр. То есть…

      Ирвинг снова решительно захлопывает рот, но впечатление несколько портит стук зубов. После двух-трех часов на таком морозе зубы порой разрушаются – буквально взрываются, разлетаясь осколками эмали между стиснутыми челюстями. Иногда, по опыту знает Крозье, вы слышите треск эмали за мгновение до разрушения зубов.

      – Почему вы все еще здесь, Джон?

      Ирвинг пытается моргнуть, но застывшие веки не слушаются, словно намертво примерзшие к глазным яблокам.

      – Вы приказали мне заняться нашей гостьей… присмотреть за ней… позаботиться о Безмолвной, капитан.

      Крозье вздыхает, выпуская облачко ледяных кристаллов, которые на мгновение повисают в воздухе, а потом падают на палубу россыпью крохотных алмазов.

      – Я не имел в виду находиться при ней неотлучно, лейтенант. Я велел вам проверить и доложить мне, чем она занимается, с целью уберечь ее от возможных неприятностей на корабле, а также позаботиться о том, чтобы никто из мужчин не сделал ничего такого… что может ее скомпрометировать. Как по-вашему, здесь, на палубе, она рискует оказаться скомпрометированной, лейтенант?

      – Нет, капитан. – Слова Ирвинга звучат