1937. Большой террор. Хроника одного года. А. В. Сульдин

И тут случился конфуз: норвежская пресса уже 25 января сообщила, что, согласно документам, ни один самолет гражданской авиации в декабре 1935 года на указанный Пятаковым аэродром не приземлялся. Однако обвинение это не смутило. 27 января Вышинский, упомянув эту публикацию, зачитал официальную справку НКИД: «Консульский отдел Народного комиссариата иностранных дел доводит до сведения прокурора СССР, что, согласно полученной полпредством СССР в Норвегии официальной справке, аэродром в Хеллере, около Осло, принимает круглый год, согласно международных правил, аэропланы других стран, и что прилет и отлет аэропланов возможны и в зимние месяцы». Таким образом, НКИД «удостоверил» не факт нелегального прилета Пятакова, а просто техническую возможность такого полета.

      Уже в первый день процесса была упомянута группа «заговорщиков» во главе с Бухариным, Рыковым и Томским. Все обвиняемые признались в инкриминировавшихся им преступлениях; Зиновьева и Каменева Сталин взял обманом, Пятакова и его «подельцев» – пытками.

      Рыков на обложке журнала Time от 14 июля 1924 года

      Все советские газеты сразу после начала процесса запестрели заголовками: «Шпионы и убийцы», «Торговцы Родиной», «Троцкист – вредитель – диверсант – шпион», «Подлейшие из подлых».

      Поэт Виктор Гусев писал:

      … Родина!

      Видишь, как мерзок враг.

      Неистовый враг

      заводов и пашен,

      Как он подбирался

      с ножом в руках

      К сердцам вождей,

      а значит – и к нашим…

      Суд окончит свои заседанья.

      Огни погасит судебный зал.

      В конце их

      гнусного существованья

      Волей народа

      раздастся

      залп.

      Истерии, охватившей весь Союз, поддались даже отнюдь не глупые люди. Через месяц после окончания процесса Мария Анисимовна Сванидзе, жена брата первой жены Сталина, интеллигентная женщина, хорошо знакомая с основными обвиняемыми, записала в дневнике: «Душа пылает гневом и ненавистью, их казнь не удовлетворяет меня. Хотелось бы их пытать, колесовать, сжигать за все мерзости, содеянные ими. Торговцы родиной, присосавшийся к партии сброд. И сколько их. Ах, они готовили жуткий конец нашему строю, они хотели уничтожить все завоевания революции, они хотели умертвить наших мужей и сыновей. Они убили Кирова, и они убили Серго[1]. Серго умер 18 февраля, убитый низостью Пятакова и его приспешников»[2].

      24 января 1937 года:

      На второй день московского процесса «Параллельного антисоветского троцкистского центра» устроил яркое представление Карл Радек. В то время как другие обвиняемые говорили вяло и угрюмо, Карл Бернгардович, который, как стало доподлинно известно уже в наше время, принимал активное участие в разработке сценария всего этого дела, красочно и со вкусом произнес целую речь о троцкизме, перечислил целый ряд новых террористических групп, возвел обвинение на Николая Бухарина и

1

Орджоникидзе.

2

Как известно, обстоятельства убийства Кирова и самоубийства Орджоникидзе полны загадок и несоответствий, которые наводят на мысли о том, что оба они были убиты по приказу Сталина. Сама Мария Анисимовна и ее муж будут расстреляны – разумеется, не троцкистами, их сын попал в лагерь.