Употреблено. Дэвид Кроненберг

как, мать твою! Что я тебе сделал, Барри?

      Моча сочилась тоненькой неуверенной струйкой, затем иссякла и только печально капала. Натан сердито стряхнул, потянулся к своему несессеру. Достал большую лупу в оправе из светодиодов на батарейках, включил подсветку, шлепнул член на край раковины и принялся изучать головку. Вспомнилось нехорошее слово “нагноение”.

      – Вот зараза!

      Вернувшись в зал ожидания аэропорта Схипхол, Натан сидел угрюмый, с закрытым ноутбуком на коленях, среди пассажиров, которые, уткнувшись в свои компьютеры, деловито что-то читали и просматривали. Материал о венграх, словенцах, о Дуне он не закончил. В номере Натан вдруг почувствовал себя как в инфекционной палате, карантинной зоне, где бушует эпидемия, и поспешил оттуда убраться. Телефон издал лягушачью трель: звонила Наоми. Поменять бы ее рингтон – надо обсудить это. Кваканье вымирающей лягушки – зловеще, символично, в общем, нехорошо. Натан провел пальцем по экрану.

      – Алло, привет. Слушаю тебя.

      – Судя по звукам, ты в аэропорту.

      – Ага. Рано выписался. Ты дома?

      – В “Крийоне”. То есть вообще-то от дома довольно далеко. Но здесь уютнее.

      – Охотно верю. У тебя встревоженный голос.

      На экране ноутбука Наоми под заголовком “Снимки с места убийства Аростеги” расположились в ряд жуткие черно-белые снимки разделанного туловища Селестины – одной груди нет, одной ягодицы, под пупком вырезана часть живота. Все тело в крохотных ранках.

      – Опять я в своем номере, опять одна и, честно говоря, пребываю в шоке.

      Натан удивился – Наоми заговорила об одиночестве, чего вообще-то никогда не делала. С интернетом, соцсетями, телефоном, фотоаппаратом, диктофоном она, кажется, никогда не чувствовала себя одинокой.

      – Да? Это почему же?

      – Смотрю фотографии с места убийства Селестины Аростеги. Просто жуть. Неужели он мог это сделать? Не верится. Такой приятный человек, хотя… кто его знает. Все может быть. Ужас. Кину тебе ссылку.

      – Может, не надо?

      Подошла мулатка-уборщица с тележкой, собрала пустые бутылки, пластиковые чашки, коробки, брошенные газеты, а заодно прихватила стаканчик с остатками капучино, который Натан намеревался допить.

      – Нет настроения на это смотреть.

      Наоми встала со стула, крутнулась на пятках, упала на кровать. Забралась под одеяло прямо в одежде и обуви.

      – Тан, мне нужен твой совет. Ты должен посмотреть. Я не могу одна с этим жить. Он ее ел, понимаешь? По кусочкам. Я, конечно, и раньше об этом знала, но теперь увидела своими глазами.

      Натан поднял крышку своего “Мак Эйра” третьего поколения – без слота для карты памяти SD. Он достался ему по наследству от Наоми, которой слот был необходим, чтобы перетаскивать фотографии, ведь теперь эти карты везде и всюду, даже в профессиональных фотоаппаратах. Натан не мог заставить себя нажать кнопку включения.

      – Я так сокрушительно одинок, потому что тебя нет, или это режет меня тупым ножом экзистенциальная тоска?

      – Просто у тебя аллергия на аэропорты.

      – Может,