SPQR IV. Храм муз. Джон Мэддокс Робертс

свою дочь за молодого Марка Красса. Гай Юлий Цезарь уже считался восходящей звездой комиций, народных собраний, так что стало желательным установить более тесные связи с этой старинной, хотя и не слишком заметной семьей. Цезарь уже обещал свою дочь в жены Помпею, а у его брата Люция тоже имелась незамужняя младшая дочь, вот мы и были помолвлены.

      – Добро пожаловать в Александрию! – воскликнул я. Потом коротко пожал ручку Фаусты, после чего Юлия подставила мне щечку для поцелуя. Я был только рад.

      – А ты набрал вес, Деций, – заметила она.

      – Какая же ты ехидная! – ответил я. – Эти египтяне считают, что нарушат волю своих богов, если позволят римлянину сделать хоть один лишний шаг, и кто я такой, чтобы смеяться над их понятием о благочестии и ревностном служении богам? – Я обернулся к подруге моей невесты. – Фауста, твоя красота украсит этот город подобно царской короне. Надеюсь, ваше путешествие было приятным?

      – Нас качало и болтало с того самого момента, как мы покинули Остию, – ответила она. – И выворачивало наизнанку.

      – Уверяю вас, что здесь для вас готовы такие покои, которые с лихвой возместят вам все страхи и неудобства морского путешествия.

      Рабы уже занимались выгрузкой их багажа с корабля. Когда весь он оказался на берегу, корабль приподнялся в воде на добрый фут. С дамами, разумеется, прибыли их личные служанки, а также несколько других рабов. Они наверняка потеряются в многочисленных толпах дворцовых и посольских слуг.

      – Александрия и впрямь такой замечательный город, как все утверждают? – спросила Юлия, возбужденная, несмотря на довольно утомленный вид и осунувшееся лицо.

      – Ты даже не можешь себе представить, какой он волшебный и замечательный! – уверенно заявил я. – И мне доставит огромнейшее удовольствие вам его показать.

      Фауста криво улыбнулась.

      – И даже те дешевые притоны и забегаловки, в которых ты, несомненно, развлекаешься?

      – В этом нет никакой необходимости, – ответил я. – Нет развлечений ниже и примитивнее, чем те, которым предаются во дворце Птолемея.

      При этих словах даже не слишком-то благонравная Фауста пришла в некоторое замешательство.

      – Ну а я хочу видеть более красивые вещи, – сообщила Юлия, размещаясь в своих носилках и невольно предоставляя мне возможность полюбоваться белейшим бедром из всех, которые я видел. – Я хочу посмотреть Мусейон и побеседовать с учеными, послушать лекции всех знаменитых и умных людей.

      У Юлии была эта довольно утомительная тяга к культуре и образованию, которая частенько поражала римских матрон.

      – Я буду только счастлив познакомить тебя с ними, – тут же обещал я и поспешно добавил: – У меня уже сложились с ними близкие отношения.

      На самом-то деле я был там только один раз, посетил одного старого друга. Кому охота возиться с этим стадом старых педантов, когда на ипподроме выступают самые лучшие в мире скаковые лошади?

      – Правда? –