Сияние снегов (сборник). Борис Чичибабин

сердцу русскому утешиться?

      Кому печаль свою расскажем?

      Мы все рабы в своем отечестве,

      но с революционным стажем.

      Во лжи и страхе как ни бейся я,

      а никуда от них не денусь.

      Спасибо, русская поэзия:

      ты не покинула в беде нас.

      В разгар всемирного угарища,

      когда в стране царили рыла,

      нам песни Александра Галича

      пора абсурдная дарила.

      Теперь, у сердца бесконвойного

      став одесную и ошуюю,

      нам говорят друзья покойного,

      что он украл судьбу чужую.

      Я мало знал его, и с вами я

      о сем предмете не толкую –

      но надо ж Божие призвание,

      чтоб выбрать именно такую!

      Возможно ли по воле случая,

      испив испуг смерторежимца,

      послав к чертям благополучие,

      на подвиг певческий решиться?

      Не знаю, впредь предам ли, струшу ли:

      страна у нас передовая, –

      но как мы песни эти слушали,

      из уст в уста передавая!

      Как их боялись – вот какая вещь –

      врали, хапужники, невежды!

      Спасибо, Александр Аркадьевич,

      от нашей выжившей надежды.

1988

      На могиле Волошина

      Я был на могиле поэта,

      где духу никто не мешал,

      в сиянии синего света,

      на круче Кучук-Енишар.

      В своем настоящем обличье

      там с ветром парил исполин –

      родня Леонардо да Винчи

      и добрый вещун из былин.

      Укрывшись от бурь и от толков

      с наивной и мудрой мольбой,

      он эти края для потомков

      обжил и наполнил собой.

      Гражданские грозы отринув,

      язычески рыжебород,

      увидел в девчонке – Марину

      и благословил на полет.

      Художник, пророк и бродяга,

      незримой земли властелин,

      у вскинутых скал Карадага

      со всеми свой рай разделил…

      Со всей потаенной России

      почтить его гордый покой

      мерещились тени другие,

      завидуя тризне такой.

      Но пели усталые кости,

      вбирая гремучий бальзам,

      о том, что разъехались гости

      и не было счастья друзьям.

      На солнце кусты обгорели,

      осенние бури лихи…

      Не меркнут его акварели,

      у сердца не молкнут стихи.

      И я в этом царстве вулканьем,

      с велением сердца в ладу,

      ему на обветренный камень

      угрюмые строки кладу.

      Пожил богатырь, да поездил,

      да дум передумал в тиши.

      Превыше побед и поэзий

      величие чистой души.

      У туч оборвалась дорога.

      Вернулся на берег Садко.

      Как вовремя… Как одиноко…

      Как ветрено… Как высоко…

1975

      Памяти Грина

      Шесть русских прозаиков, которых

      я