Весна в Ялани. Василий И. Аксёнов

Штора колышется ещё.

      Вошла Луша. Коля спрашивает:

      – Ты газеты не читала?

      – Не до газет мне, – говорит Луша. – А чё? – спрашивает.

      – И районную?

      – Да никакую.

      – И ничего такого не слыхала?

      – Какого?

      – Ну, про меня…

      – Чё про тебя?.. Ты ерунды не городи. Тебе кальсоны вот и майка, рубаха тёплая, носки, а полотенце там, в предбаннике, найдёшь. Чё ты наделал?

      – Да ничё.

      – А чё болташь тогда?

      – Да просто…

      – Совсем уж это…

      – Ну, потом…

      Отправился Коля в баню. В бане не холодно уже, но и не жарко – как Коля любит. Вода нагрелась – пар идёт.

      Разделся Коля, воды в таз набрал. Забрался на полок – отмыкает.

      Запустив изморозь, входят в баню два рослых мужика. В мохнатых папахах, бородатые, с саблями на боку. Стоят молчат, глядят на Колю.

      – Немые, чё ли?

      – Нет, – говорят, – тебя убить пришли.

      – За чё? – спрашивает их Коля.

      – За всё хорошее, – отвечают.

      – Так я и дамся…

      Зачерпнул Коля, дотянувшись, из котла горячей воды, плеснул в мужиков – те убежали.

      Помылся наскоро. Домой пришёл. Спрашивает у Луши:

      – Не было никого у нас?

      – А кто тут?

      – Два мужика какие-то.

      – Да никого… Верный бы лаял.

      – Чё, вернулся?

      – Весь в куржаке, охотился за кем-то.

      – У-у. Покормила? – спрашивает Коля.

      – Покормила, – отвечает Луша. – Он у тебя не жрал ничё, наверное, всё это время – худой, как палка.

      – Кашу варил ему. Давал, чё было.

      – Чё было, слопали друзья… Как-то живой ещё, бока не слиплись… Впроголодь сам, поди, и кобеля морил.

      – Наскажешь, – говорит Коля.

      – В шею их надо было гнать, друзей-то этих, – говорит Луша.

      – Пошто морил-то? Не морил.

      – И сам дошёл – кожа да кости. Ещё погибнешь на рабочем месте. Чё потом делать мне с тобой?

      – Да не погибну.

      – Ага. Как знать. Зелёный вон, как ряска.

      А казаков-то кто послал?.. К себе домой как будто заявились.

      Сварила Луша картошки в мундире, грибов достала из подполья, капусты квашеной из сенцев принесла. И суп готов – с бараньей лыткой.

      Обедать сели. Луша помолилась.

      – Ваня… Голублев… приехал, – говорит она чуть погодя, с долгими паузами: на ложку дует – суп калёный.

      – У-у, – говорит Коля. И он на ложку тоже дует.

      – Катерина, бельё с ней вместе полоскали на Куртюмке, рада-радёшенька.

      – Угу.

      – Детей привёз ей, будет нянчиться, души не чает в них… Ты на себя хоть в зеркало смотрел?

      – Нет, – говорит Коля. – А чё? – спрашивает.

      – Смотреться будешь, в обморок не упади.

      – С лесу вернусь совсем, тогда и постригусь.

      – Не тока это… Лицо скукожилось в кулак, в куричью гузку… Ну, хоть помылся.

      – Чеснок подай мне, – просит Коля.

      – Наталья наша, продавец, – говорит Луша,