Имя нам – Легион. Александр Сивинских

чрезмерно раздутое самомнение, и он любит, чтобы его величали по отчеству. Верно, Капрал? – Генрик крепко хватил Фи-липпа по спине.

      – А то?! – согласился Филипп. – Кто ж не любит? Вот и Карнеги писал…

      – Писал, точно. Так вот. Пользуясь законным правом сюзерена, приказываю: звать вышеназванного гордеца, кому как понравится. При малейших возражениях – драть за уши! Особо чадолюбивые и милосердные могут просить об этом своего сер-жанта. Возражения?

      Он грозно взглянул на Филиппа.

      – Никак нет, мастер сержант! Не извольте сомневаться, буду рад любой кличке, – отчеканил Филипп и тут же попросил другим тоном: – Кончай, Генка. Вдруг люди подумают, что я и в самом деле несносный моральный урод? А ведь я хороший!

      – Совсем забыл, – добавил Генрик, – он еще и патологический хвастун. За что и люблю! Знакомься, Капрал, это мой взвод. Маловат, конечно – с тобой всего две пол-ных четверки, – но так уж здесь принято. Начнем, пожалуй, с руководства. Вот этот лысый фюрер – Бородач. Мой заместитель, ефрейтор.

      – Мы уже знакомы, – отозвался Бородач.

      – Этого тщедушного карлика с мохнатым лицом зовут Павлом Мелким.

      – Рад, – сказал лохматый здоровяк и едва не сломал Филиппу кисть, сжав, как слесарными тисками. После чего, не переставая широко улыбаться, пояснил: – Мелкий – это фамилие такое.

      – Сан и Дан. Утверждают, что братья.

      Чрезвычайно серьезные близнецы-боксеры по очереди подали Филиппу крепкие руки. «Александр». «Данила». Капралов, разумеется, тут же перепутал, кто из них кто. Впрочем, на груди у каждого легионера присутствовала табличка с именем.

      – Наум, – чернокудрый хазарин, специалист по объездке диких тренажеров, на-звался сам.

      – Рабинович?! – ляпнул неожиданно для себя Филипп.

      – Хуже, – понурил голову Наум. – Значительно хуже. Березовский.

      Паша Мелкий, помрачневший было и побагровевший после выходки Филиппа, облегченно расхохотался. Отсмеявшись, предупредил:

      – В другой раз, парень, следи за языком получше. Еще раз такое себе позволишь, закопаю! Уяснил?

      – Вполне. Прости, – сказал Филипп Науму. – Ей-богу, пошутить хотел, и только-то.

      Тот примирительно махнул рукой:

      – Не бери в голову!

      – Вольдемар, – голос последнего из наемников, изящного, чрезвычайно подвиж-ного белокурого красавчика был негромким и по-мальчишески хрипловатым. – Но я предпочитаю, чтобы меня звали Волком. – Он с вызовом взглянул на Филиппа. – В противном случае, бывает, обижаюсь.

      – Волк – страшный человек, – зашумели сразу все. – Хорошо, что он редко на кого обижается.

      «Страшный человек, значит…» Филипп прищурился.

      Теперь он знал, кто призывал Бородача к расправе над его задницей.

      После потрясающе богатого обеда, перемежаемого обычными солдатскими шу-точками и незлобивыми матерками, взвод двинулся в казарму.

      – Сиеста, – важно объяснил Генрик.

      – О-бал-деть! – захлопал глазами Филипп. –