Каспийская книга. Приглашение к путешествию. Василий Голованов

мирового рынка.

      Когда я вышел из обменника, накрапывал редкий дождь. Было безлюдно. Сбоку тянулась крепостная стена. Вокруг из земли, будто из иллюминаторов, вырывался свет. Лампы подсветки. Деревья. Это, значит, я в саду… Внезапно до меня доходит: я в Комендантском саду у стен Старого города – Ичери Шехер. Мне повезло… Не торопясь, постепенно входя во вкус и в конце концов смакуя каждый шаг по асфальту (после зимы и снежной каши под ногами!), я направился к воротам. Удивительно все же, как безлюдно вокруг. Отвык от такого ощущения. В Москве так уже не бывает…

      Было еще совсем не поздно: наверно, часов десять. Ни плана города, ни карты у меня не было. Чтобы не заблудиться в узких улочках Ичери Шехер, я вошел в ворота и, выбрав самую широкую и прямую улицу, пошел по ней. Свет редких фонарей и настенных ламп, стилизованных под нефтяные светильники-чирахи, ложился на булыжники мостовой то серебряной, то золотистой паутиной. Кое-где в окнах горел свет. Здесь жилье явно было элитным, дорогим. Пару раз я видел вывески сувенирных магазинов. Вывеску отеля. Старый город был комфортно обустроен и напоминал скорее хорошо спланированный туристический объект, чем настоящий восточный город – глухие, темные, ночные, шершавые, саманные, густо заселенные людьми лабиринты старой Бухары. Здесь же все было несколько нарочито. Вынесенные наружу кондиционеры сильно портили ощущение подлинности старины. Потом я увидел черный провал, боковой проход, уходящий в темноту, и немедленно шагнул туда. Ощущения опасности не было. Я чувствовал это очень хорошо: тем вечером город был ко мне благорасположен. В конце темного прохода оказался двор, завешанный веревками, на которых сушилось белье. Измазанная известкой стена сохранила с советских времен надпись «лепка». Нарисованная на стене стрелка указывала в глубь двора. Там был когда-то кружок лепки для детей. Теперь его и в помине нет, конечно.

      В канализационных трубах, выведенных прямо на стену, булькала вода. Высоко в небе, зацепившись за ветку дерева, болтался кусок полиэтилена, отражая то красный, то зеленый отблески. Жизнь была близко, жизнь готова была проявиться, пробиться наружу, ко мне: скрипнула затворяемая дверь, за окном послышался женский голос… Я постоял в углу двора. Никто так и не появился. Я настроил аппарат на режим ночной съемки и сделал первый кадр. Вернул режим просмотра, чтобы увидеть, что я снял, и вздрогнул: в темном правом углу кадра стояла девушка. Та девушка из самолета. Я быстро оглянулся: никого не было. Ни вздоха. Ни дуновения. Посветил голубоватым экраном дисплея туда, в темный угол. Свет лунными дольками отразился в кошачьих глазах, кошка шмыгнула куда-то и растворилась в темноте. Я сделал несколько шагов, прозвучавших неестественно громко. Двор был замкнут, девушке некуда было бы отступить, разве в проем приоткрытой двери за ее спиной…

      – Эй! – позвал я.

      Ни шороха в ответ. Я уже согласен был быть пронзенным и израненным ее хрупкостью, я сам готов был разбить ее вдребезги, только бы она проступила