Танец с Тенью. Нани Кроноцкая

не меняет.

      – Меняет, золотце. Ведь я не свободен.

      Лер сел на корточки у Надиных ног и заглянул ей в глаза, поймав, наконец-то мятущийся взгляд, теперь полный сомнений.

      – Да, ты же служишь, клятвы эти ваши… я знаю. Мы все принадлежим своей работе…

      – Ты не поняла, Надь. Я всю жизнь преданно люблю одну женщину. Готов быть ее тенью. Всю свою вечную жизнь носить на руках, молча и преданно заглядывая в глаза ей лишь одной, как собака. И больше никто мне не нужен. У тебя просто не было шансов, совсем никогда, невозможно.

      – Кто она?

      Очень бледная, Надя пристально вглядывалась в его лицо, словно пытаясь найти ложь в его этих жестоких словах.

      – Э нет, золотая. Неважно. Коллега, тебе этого достаточно. Видишь ли… мы, антропоморфы, оборотни или перевертыши, как вы, люди, наше племя называете, в своих привязанностях очень постоянны. Ваши сказочники даже придумали определение этой нашей черте: «истинная пара». Ну вот. И вариантов никаких других у меня уже не будет. Невозможно, анатомия у меня такая, физиология вида.

      «Что он несет? Какая «истинная пара?» Последнему из читателей жанра фэнтези известно: согласно закону жанра, у оборотней любовь просто обязана быть взаимной. А у него что? Вечные страдания в режиме монолога? Но его правда эта Наде совершенно не нужна. Ну а он… помечтает, привычно».

      – Что-то я раньше не замечала за тобой особенного постоянства, влюбленный Валерий. Помнится, через твою комнату прошла едва ли не вся женская половина Восточного факультета. Это снова «другое»?

      «Злится. Отлично. Дело практически сделано».

      – Тебя же это не трогало тогда? Хотя ты не знала простого: я зверь, я самец, причем хищный. У меня есть инстинкты. Мы так и живем: очень просто все смотрим на связи и отчаянно очень сложно – на свою любовь. Ты что же, хотела бы быть одной из них? Той, о которой наутро я даже не вспомню?

      – Я хотела. Но ты не позволил.

      – Не позволю и впредь никогда, даже и не надейся. Ты достойна большего: любви, семьи, детей. Вот этого, своего дома, а не вечного скитания на дорогах нашей войны.

      – Да. Наверное, ты все же прав. А она тебя любит?

      – Нет. И не знает и, думаю я, никогда не узнает. Такая вот история моя. С этого печального момента можно начинать оплакивать мою трудную долю и оказывать первую помощь несчастному Леру. Ты обещала. Хоть капельку жалко?

      Вот зачем он ей это сказал? Почему не соврал? Почему не «жили долго и счастливо»? Не поверила бы. Уж больно он был убог для счастливого.

      – Я передумала. Не компания старых друзей, а скопище идиотов. Подростков, которым всем по пятнадцать, с коллективной и затяжной гормональной ломкой. Мироздание, за что все мне это?

      Закрыла лицо руками, не прячась, скорее, чтобы не видеть этот глупый и неправильный мир. Юность закончилась. Вот здесь и сейчас для одной маленькой девочки наступил ее конец. В тридцать пять? Бывают примеры и хуже.

      – Полегче хоть стало? Ты злишься?

      – Ужасно. Не люблю чувствовать себя дурой набитой. Так, мне пора собираться, через час мой