Дьявол знает, что ты мертв. Лоренс Блок

стряслось?

      – Нет, ничего особенного, – но он посмотрел на меня с подозрением.

      Джим – мой куратор в АА и старый друг. У нас установилась многолетняя традиция ужинать вместе по воскресеньям, а потому неудивительно, что он сразу чувствует мою неискренность.

      – Мне вчера позвонила Джен, – сказал я.

      – И что же?

      – Она попросила приехать к ней домой.

      – А вот это уже интересно.

      – Не так, как ты предполагаешь. Ей нужно было кое-чем со мной поделиться. Я поехал к ней сегодня днем и выслушал.

      – Какие у нее проблемы?

      Я скороговоркой выпалил слова, чтобы не дать им шанса застрять у меня в глотке.

      – Она умирает. Ей поставили диагноз рак поджелудочной железы, и жить ей осталось меньше года.

      – Боже милосердный!

      – И кажется, для меня это стало жестоким ударом.

      – Кто бы сомневался, – сказал он, но в этот момент к нам снова подошел официант с блокнотиком и карандашом наготове. – Послушай, – продолжал Джим, – давай я сам сделаю заказ, идет? Принесите нам порцию холодной лапши, порцию острых креветок с брокколи и знаменитого «цыпленка генерал Цо». – Он покосился в меню. – Только здесь его именуют почему-то «Цыпленок генерала Цуна». В каждом меню у китайцев все называется по-разному. Но думаю, что речь идет о том же генерале. По крайней мере цыпленка готовят одинаково повсюду.

      – Эта хороший еда, – сказал официант.

      – Уверен, что превосходная. И подайте на гарнир коричневый рис, если он у вас есть.

      – Рис только белий.

      – Сойдет и белый. – Он вернул официанту меню и заново наполнил наши чашки чаем.

      Обращаясь ко мне, сказал:

      – Если бы мы с тобой жили в Китае, пришлось бы нам каждый вечер в воскресенье заказывать себе какого-нибудь «генерала Шварцкопфа»? Едва ли… Мэтт, это ужасная новость, просто шокирующая. Есть вероятность ошибки в диагнозе? Можно еще что-то сделать для нее?

      – Как я понял, нет. По ее словам, диагноз равносилен смертному приговору. Только он хуже смертного приговора, нельзя даже подать апелляцию. Это как закон Дикого Запада в былые времена. Тебя приговаривают вечером, а ведь на рассвете вешают.

      – Жуть какая-то. Сколько Джен лет? Ты знаешь?

      – Сорок три или сорок четыре. Где-то так.

      – Совсем еще молодая.

      – Чуть старше Элейн, немного моложе меня самого, – сказал я. – И думаю, состариться ей уже не суждено.

      – Это просто ужасно.

      – После встречи с ней я вернулся к себе в номер, сидел у окна и смотрел на дождь. Очень хотелось выпить.

      – Вот теперь ты меня удивляешь.

      – Я и не думал отправляться за бутылкой. Понимал, что это не выход. Но физическое желание было сильно, как никогда. Каждая клеточка моего тела криком просила хоть каплю алкоголя.

      – А кому не захотелось бы выпить при таких обстоятельствах? Выпивка для того и существует, верно? Разве не для этого ее изготавливают и разливают по бутылкам? Но желать еще не значит