Я написал книгу. Александр Михайлович Бруссуев

знаешь? – попытался удержать его я.

      – Знаю, – ответил он и наметил движение в сторону магазина. За «портянкой», как они, алкоголики, это дело называли, за портвейном 777.

      Не успел я задать еще один вопрос, как Женька заметил:

      – Ничего не знаю и знать не хочу. Слушают нас всегда. А я пойду в запой схожу.

      Он ушел в свой запой и больше из него не показывался. Вот уже почти десять лет. Как и живет, право слово?

      Я никогда не стремился выделяться из толпы, я всегда хотел быть вне этой самой толпы. То, что некоторые группы людей, которым, в принципе, есть, что рассказать о своем прошлом, старательно этого прошлого лишаются, я подозревал всегда. Алкоголь, на самом деле, это не проблема. Проблема – запрет этого самого алкоголя. Кто теперь скажет: что было первично – пьющие эрзац-спирт деревни, что привело к потере работы, либо потеря работы, приведшая к спаиванию деревень? На древнейшей земле Карелии спеклись древнейшие поселения, которые просуществовали не одну сотню лет, выдержав и голод, и войны, и болезни. Ладно, Горбачев – скорее всего предатель, Ельцин – скорее всего ограниченный и самодурный безумец, их последователи – те еще «дэмократы», но каким боком им вышло за четверть века сделать то, чего веками не удавалось никому и ничему?

      Левый спирт стирает память, а сопутствующие ему радио, телевизор, газеты, журналы и интернет подменяет ее новой, кленовой, узорчатой. Вот тебе и на! Столетняя ливонская война, разожженная Ваней по совместительству Грозным, не дала того, что дал нам наш просвещенный век. И не стало деревень. Какая досада!

      Мне не хотелось лакать левый задурманенный спирт, но также не хотелось жить государственной жизнью со всей ее про-па-ган-дой. Хотелось просто жить, да, видать, уже не судьба. Не внял я совету братца своего двоюродного. Хорош бы я был, если б послушался негодяя, да при том прожженного алкоголика. Не последовал я его наставлениям, впрочем, об этом не пожалел ни разу.

      Мою книгу читали, даже комментировали. Не ругал никто. На тот момент я еще не заслуживал ругани. А старый военно-морской химик Александр Михайлович Покровский, открывший себя на закате милитаристской карьеры великолепнейшим писателем, сочувственно написал: «Можно книгу печатать, только сначала надо найти беднягу спонсора, который безвозвратно отдаст на меценатство свои кровные деньги».

      Зачем спонсор? Зачем меценатство? Зачем кровные деньги? Глубоким, как «72 метра» (фильм по мотивам рассказов А. М. Покровского) молчанием ответило мне издательство «Эксмо».

      Были, конечно, и другие издательства, но все они, как одно, как, например, «АСТ», ушли от авторов в глухую оборону: не принимало ничего к рассмотрению, довольствуясь своими какими-то резервами, чрезвычайно дрянными, порой. Вообще, тогда весь книжный рынок был забит похабщиной и чернухой, исторгнутой халтурщиками лихих девяностых. Тополь еще не отцвел своей антироссиянской ненавистью, какие-то писательницы с женскими фамилиями плагиатировали друг дружку, фантаст Никитин тянул псевдофэнтэзийные сопли, кто-то подражал Бушкову, кто-то Кивинову и Константинову. Емец не нашел ничего