Не шутите с колдуном. Екатерина Хаккет

еред глазами девочки. – Смотри. И прислушайся. Ты слышишь тиканье?

      Боязно всхлипнув, она кивнула. Пыталась сопротивляться, но взгляд ее то и дело возвращался к часам.

      – Хорошо, – прохрипел старик. – Не бойся. Ты слышишь, как тиканье бьется в такт твоему сердцу?

      Снова кивок. На этот раз более спокойный. Глаза стали внимательно следить за ритмичным покачиванием часов на длинной цепочке.

      – Замечательно. А теперь сосредоточься на том, что случилось. И замри.

      С небывалой ловкостью старик подбросил часы и сжал их в кулаке. Взгляд девочки, пустой и безжизненный, замер прямо перед собой. Рот чуть приоткрылся. Несомненно, она вновь вернулась туда, где быть не хотела.

      – Я заберу это из твоей памяти, – произнес старик и потянулся к лицу девочки.

      Большие пальцы коснулись лба, указательные легли на виски. Секунда, и недвижимая, точно кукла, она обмякла на диване. Локоны темные, густые, кожа бледная, точно фарфор. Старик оценивающе посмотрел на девочку, как художник на свое произведение искусства, проверяя, закончено ли оно, и повернулся к темной прихожей.

      – Можете входить! – прохрипел он и закашлялся.

      В комнату с занавешенными окнами, освещенную настольной лампой, зашли двое мужчин. Один – плотно сбитый, недовольный, с усами под крючкообразным носом, другой – чуть потоньше, в мешковатой одежде и с потекшим от несчастья лицом.

      – Все кончено? Она ничего не вспомнит? – Спросил тот, что потоньше.

      – Ничего. – Седовласый старик спрятал часы во внутренний карман пиджака. – Я поставил глухую заслонку. Или стену. Называйте, как хотите. С возрастом, конечно, она может ослабнуть и рухнуть, но это случится не скоро.

      – Отлично, – отреагировал усач с явным недовольством, сложа руки на груди. Каждым своим жестом, дернувшимся на лице мускулом и тоном он выдавал свою нервозность, давая понять, что отдал бы все, лишь бы находиться сейчас в другом месте.

      – Она станет… прежней? – обеспокоенно спросил второй мужчина. Его подбородок зарос трехнедельной щетиной, лицо опухшее, как у заядлого пьяницы.

      – Последние два месяца она только и делала, что молчала, плакала, ссала под себя и пускала слюни, – с отвращением резюмировал усач. – Как ты думаешь, Моррис?

      Но не успел старик ответить, как девочка зашевелилась и вновь открыла большие темные глаза. Зрачков почти не видно. Непонятно, что творится внутри этой пропасти.

      – Дедушка, вы кто? – пугливо поинтересовалась она, взглянув на незнакомца. Ее взгляд изменился, и старик довольно улыбнулся, убежденный, что все сделал правильно.

      – Лучше про меня скажи. – Усач вышел на свет и нетерпеливо развел руками. Синяя рубашка, блестящая бляшка на поясе. Острый взгляд. – Помнишь меня?

      Девочка насупилась:

      – А вы кто?

      – Так-то лучше.

      Колеблясь, Моррис тоже подошел поближе.

      – А меня узнаешь?

      Её лицо вмиг озарила наивная детская улыбка, невольно заставляющая взрослых улыбаться в ответ:

      – Папа.

      – О, господи! – Мужчина тут же сел на диван и бережно обнял девочку. На его лице заблестели слезы. – Доченька, вернулась! Она впервые улыбается. После всего…

      – Хорошо. – Старик удовлетворенно кивнул. – Берегите эту улыбку, Моррис.

      Усач сплюнул на пол:

      – Соплячка к тебе вернулась. – Его явно не радовал подобный исход. – Ты доволен?

      – Да.

      – Отлично. А теперь, Моррис, слушай сюда, – усач подошел к дивану и нагнулся к отцу девочки. Он заговорил тихо, но от острого слуха старика ничего не утаишь, если ты хоть раз об этом где-то заикнешься, откроешь свой поганый рот и попытаешься мне навредить, то я мигом шкуру спущу не только с тебя, но и с твоей соплячки. Ты понял меня?

      Затем, пробормотав что-то неоднозначное, усач достал из кармана сложенную пачку купюр, перетянутую резинкой, и небрежно кинул ее на стол.

      Старик нахмурился, глядя на нее:

      – Я не нуждаюсь в деньгах. Особенно в грязных, которыми вы пытаетесь отмыть свое имя.

      – Тогда чего же вы хотите?

      – Вы сказали, что девочке нужна помощь, и я ей помог. Считайте, это ради нее. – Дав понять, что разговор закончен, старик с трудом поднялся со стула. Одной рукой, сморщенной и иссушенной, он вцепился в трость, другой – держался за больные ребра.

      Старик сжал челюсти и сипло прошептал:

      – За платой я приду позже.

      Глава 1 Магии не существует

      – Боже, Салли, ну и зачем ты меня сюда притащила? Я же говорила, что не люблю эти ваши ярмарки и карнавалы.

      – Не выкручивайся. Я обошла с тобой сегодня все скучные книжные магазины. Теперь и ты со мной прогуляйся.

      Яркий свет софитов, подсвечивающих фестивальную площадь, резанул в глаза. Кругом и всюду теснились цветные лотки и палатки, слышались разговоры, музыка и звонкий