Невеста для герцога. Оксана Гринберга

свидетели. Или ты хочешь, чтобы она подняла тревогу?

      Тот не захотел, и мужчины молча пошли дальше.

      А я осталась.

      Лежала, изо всех сил цепляясь за остатки покидавшего меня сознания, не позволяя себе скатиться в черный омут, из которого совсем недавно выбралась.

      Потому что я больше не хотела!.. Не могла снова исчезнуть!

      Сквозь дымку ускользающего сознания слышала звон мечей, треск ломавшейся мебели и сытое урчание занявшегося огня. Но я все еще лежала – лежала и лежала, – борясь со странным, вызванным магией оцепенением…

      Затем был шум. Шум набирающего силу пожара и истошные женские крики. Но у меня все не получалось очнуться, хотя я очень старалась.

      Наконец, в ноздри проник дым, наполняя легкие тяжелым запахом гари. Я закашляла, и это странным образом помогло мне прийти в себя. Тут я услышала детский испуганный визг, и он, определенно, придал мне силы.

      Их хватило, чтобы побороть противную слабость и открыть глаза. Затем, застонав, я все-таки села. Вскинула руку, не совсем понимая, что собираюсь делать, и из нее полился голубой свет. Окутал меня с ног до головы, унося с собой остатки чужого связующего заклинания.

      Голова сразу же прояснилась. Вот так, так значительно лучше!..

      Тут мне спешно пришлось опуститься на четвереньки, резво убираясь в сторону, потому что откуда-то сверху на меня стала падать горящая балка. Рухнула совсем рядом, и несколько пылающих щепок отскочили, попав на мой подол.

      Я их стряхнула, затем с ужасом увидела, как морщится, становясь черным пеплом, мое письмо. То самое, из которого я узнала, что меня зовут Рисаль, а у той, кто его написала, что-то там получилось, из-за чего я потеряла память!.. И еще то ли название, то ли имя – Бажен.

      Кинулась к свитку, но оказалось слишком поздно. Его уже было не спасти, и все остальные обращенные ко мне слова погибли, сгорели в огне!.. А я так ничего о себе и не узнала!

      В этот момент мне стало до ужаса обидно. Это была моя вещь, мое письмо, и они не имели права так со мной поступать! Они не должны были меня убивать, потому что… Хотя бы потому, что я ни в чем не виновата! Если только в том, что случайно оказалась у них на пути.

      И вот тогда я поднялась на ноги.

      Но убегать от пожара и звуков битвы не стала. Вместо этого, переступив через горящую балку, отправилась в обеденный зал, и, Боги мне в свидетели, я была очень и очень зла! Не только из-за того, что со мной обошлись подобным жестоким образом, но и за то, что кто-то обидел ребенка, а это было выше моего понимания.

      И тут, как по заказу, на моем пути встали двое в темных одеждах и с повязками на лицах, спешащие к черному выходу. Один из них держал на руках маленькую брыкающуюся девочку лет так пяти-шести. Одета она была в одну длинную белую рубашку, ее светлые кудряшки спадали на плечо мужчины, а в руках девочка сжимала тряпичную куклу.

      Она пыталась вырваться, но мужчина ей не позволял.

      Вид похитителей и их жертвы, а еще объятого огнем обеденного зала, в котором шел бой, и того самого незнакомца, все так же одетого лишь в одни