Скамейка. Владимир Губский

метелей и неустройства жизни на новом месте пришла в Новороссию скорая на расправу весна, предвещавшая жаркое лето 1952 года. В начале месяца апреля, когда за городом по берегам Северского Донца обнажились обгоревшие, ржавые остовы ещё не убранных с полей немецких танков, в одноэтажном, наспех отремонтированном и выбеленном здании городского родильного дома, в четверг вечернюю тишину нарушил громкий детский плач.

      У молодой фельдшерицы Нины и её мужа – демобилизованного моряка Северного флота – Валентина, родился сын. С первым вдохом, вобрав в себя подоспевшую бессмертную душу, он огласил родильную палату вышеупомянутым радостным криком. Этим первенцем был я. Вскоре меня нарекли Владимиром и, по прошествии определённого времени, в цветущем и благоухающем мае, втайне от досужих глаз, крестили в православную веру в единственно уцелевшем от войны Вознесенском соборе города Изюма. А к началу лета я был упакован в оцинкованное корыто и увезён обратно в русскую глубинку, где и продолжил своё дальнейшее существование.

      Счастливейшее время моей жизни, детство и юность, прошли в родительском доме, стоявшем на песчаном острове, окружённом среднерусскими болотами с их молочными туманами, криками чаек, кислющей осенней клюквой, грибами, комарами и золотыми рыбками, какие водятся только в торфяной воде. Этот огромный и удивительный мир был моей первой открытой книгой. Дополнительным источником знаний, помимо естественных наблюдений и школьных учебников, были кинофильмы, которые по выходным дням привозили в наш клуб из района в больших жестяных коробках. Немалую роль в моём раннем образовании сыграли познавательные радиопередачи, которые были тогда весьма популярны и которых теперь нет. Их место заняли пустые развлекательные программы, нескончаемые «шоу» с бесноватыми рок-музыкантами, направленные вовсе не на развитие наших детей, а на создание армии бездумных потребителей удовольствий…

      Главным моим пристрастием в школьные годы были различные «толстые» журналы, которые выписывали для меня родители: «Юный техник», «Моделист-конструктор», «Наука и техника», «Юность», «Русская речь» и «Литературная учёба».

      К семнадцати годам школа осталась позади. Дальнейшее моё существование уже не было столь беззаботным и безоблачным, как в детстве. До армии я учительствовал – преподавал в районной средней школе рисование и черчение. Потом были два года военной службы и шесть лет учёбы в Московском архитектурном институте.

      На этом светлый период моей жизни круто завершился. А дальше начались мытарства по съёмным квартирам и скучная, как оказалось, работа в проектной организации. Из-за отсутствия московской прописки я был лишён возможности поступать в аспирантуру и, следовательно, заниматься историей архитектуры, к чему лежала моя душа. В результате – напрасно потраченные годы жизни. Только одно светлое событие тех однообразных лет стоит особняком: одиночный поход по дорогам войны 1812 года, который я приурочил к своему тридцатилетию.

      По природе своей я человек-одиночка, но в детстве я этого не знал и не догадывался об этом в школьные годы. Меня называли индивидуалистом, и я долго ходил с этим, как мне тогда казалось, обидным клеймом в душе, напрасно пытаясь что-то в себе исправить. Я не понимал и никто не мог объяснить мне, что ничего исправлять не нужно, что такова моя природа, и что качество это надо было всего лишь развивать. Ведь ни одно животное не виновато в том, что проявляет свои, присущие только ему, качества и повадки. Кошку, например, нельзя заставить сделать то, чего она не хочет. Уважаемые мною учителя делали мне замечания, что я «шагаю не в ногу» с коллективом, отчего я должен был чувствовать себя виноватым, но, сколько я не пытался, я не мог понять, в чём моя вина. Я не понимал самого себя и, как «гадкий утёнок», пытался быть на кого-то похожим. У меня не было мудрого наставника, и учиться приходилось у литературных героев. Только теперь, когда за спиной уже целая жизнь, я понимаю, что мой выбор был не так уж плох, и теперь мне не стыдно, что я когда-то не шагал в ногу со всеми.

      Моя первая персональная выставка графики состоялась в Москве в 1988 году. В 1998 году вышла в свет первая книга стихов: «Буду жить торопясь». В 2002 году состоялась вторая персональная выставка, на этот раз, живописных и графических работ. В 2005 году первая поездка в Германию и Голландию закончилась культурным потрясением и, как следствие, созданием «железного дерева», простоявшего в городском парке пятнадцать лет. Оно бесследно исчезло лишь с приходом новой городской власти.

      В 2011 году я, наконец-то, обрёл свободу от обязательного права на труд. Моя официальная трудовая биография завершилась… Сверкавший огнями поезд, в котором я так долго ехал вместе с другими, входившими и выходившими пассажирами, неожиданно исчез, как будто растворился в темноте, оставив меня на безымянном полустанке, и навалившаяся тишина зазвенела в моих ушах далёким колокольным звоном. Поезд ушёл, растаяли в темноте его огоньки, но жизнь на этом не кончилась…

      Началась её главная часть – подвиг.

      Вот уже десять лет, как я занимаюсь свободным творчеством. Только теперь, когда никому не стало до меня никакого дела, я, наконец, смог заняться тем, чем мечтал заниматься всегда – литературой и живописью.

      Первый