Упал, отжался!. Михаил Серегин

наше дело предложить... Только фары погаси, а то часовому засвечиваешь.

      – Я лучше машину разверну, а то мои бойцы в темноте ее до утра искать будут. – Мудрецкий потряс головой и зевнул. – Блин, они там что, провалились?

      – Не должны, там доски крепкие, – успокоил коллегу Волков. – Да и слышно было бы. Попадание в дерьмо русский солдат отмечает однозначно, автоматически и оповещает товарищей об опасности на достаточно большом расстоянии.

      – Это точно, – согласился Юра. – А вот генералы в таких случаях помалкивают. Зато потом как пошлют...

      – А ты что, видел генерала в дерьме? – заинтересовался старлей. – И которого именно?

      – Даже не одного. Потом как-нибудь расскажу, – пообещал Мудрецкий. – Вон как раз мои возвращаются, детишки покакали и хотят баиньки. Сейчас укладывать пойду.

      – Ну, спокойной ночи, земляк. – Волков кивнул, поправил берет и направился к своей палатке.

      Пересчитав и разместив личный состав, лейтенант Мудрецкий залез в кабину и попытался устроиться на жестком сиденье с максимальным комфортом. Резинкин уже спал, привычно и нежно обняв руль. Юра дотянулся, выключил фары и какое-то время пытался разглядеть сквозь мокрое стекло караульный «грибок» и часового рядом с ним. По крыше мерно постукивали и шуршали капли дождя. Под это шуршание Мудрецкий и уснул. И снились ему не девушки, не родной дом и даже не подполковник Стойлохряков. Снились ему квадратные бородатые террористы, бегающие вокруг саратовского университета в поисках секретного химического оружия, которое только русский солдат способен обнаружить без всяких приборов. И даже без специальной подготовки.

* * *

      Лейтенант Мудрецкий открыл глаза и офонарел. Не то чтобы он засветился – с какой бы радости? – но глаза его стали очень похожи на фары вверенной ему «шишиги». Еще ему очень хотелось орать, вопить и выть, но как раз в районе голосовых связок что-то острое наглухо перекрыло гортань. Оставалось только хрипеть и безуспешно пытаться выпучить глаза еще больше.

      За стеклом из утреннего тумана выбежал персональный лейтенантский кошмар. Квадратный, камуфлированный, с автоматом на груди и черными пятнами на морде. Кошмар неторопливой рысцой двигался к замершему в кабине представителю войск химзащиты, а из молочной пелены выдвинулся следующий – не такой огромный, но все равно внушительный. Когда первое видение протопало мимо дверцы, а белесая мгла извергла из своих недр очередную размалеванную харю, воздух со свистом ворвался в легкие Мудрецкого. Глаза скрипнули и вернулись в глазницы.

      Юрий посмотрел налево – ефрейтор Резинкин в кабине отсутствовал. На душе стало совсем легко, поскольку некому будет рассказать взводу – а в перспективе и всему батальону! – горестную историю о лейтенанте, испугавшемся спецназовского марш-броска. Или кросса, или что у них там сегодня вместо утренней зарядки. Однако и серьезная же служба ребятам выпала: еще и не рассвело, а они уже бетон уплотняют. Да еще и с краской на роже – а через нее, Бекетов рассказывал, пот не выделяется, и через пару километров все чесаться начинает. Хорошо хоть не