Перламутровая жизнь. Виктор Вассбар

мог знать о размерах пожара, коли ты сам сказал, что барнаульский телеграф сгорел, кто ж ему всё сказал, аль ворона на хвосте принесла?

      Раздался смешок, и кое-кто из присутствующих стал уже недоверчиво поглядывать на Гапановича.

      – Верно Федька сказал, телеграф сгорел, откуда ж тогда известно всё, что ты сказал, Семён Тимофеевич. Байки всё это, не может весь город сгореть, это ж какой пожарище должен быть.

      – И пожарные небось там были. Они что… стояли и смотрели… в сторонке. Что-то не верится.

      – А и то верно народ говорит, что-то не верится, чтобы весь город сгорел! Вон у Басаргиных в Барнауле родни пруд пруди, а что-то никто к ним не приехал, а должны бы, коли всё там погорело и жить негде.

      Народ призадумался, в наступившей тишине были слышны лишь тяжёлые вздохи, покашливания и кряхтения.

      Через полминуты Семён Тимофеевич сказал: «Вы хотели слышать, я сказал, остальное дело ваше. Больше мне нечего с вами демагогию разводить, помощь буду собирать народу, и завтра поеду в Барнаул.

      – Да, мы что… мы разве против… мы завсегда! Говори что надо, соберём и пойдём обозом.

      – А и то верно, народ! Пожар был!? Был! Значит и помощь нужна!

      Понеслось со всех сторон.

      – Надо к тайнинским сходить, общим обозом и пойдём, – предложил Михаил Ефтеевич Долгов.

      В шуме, гомоне, предложениях и наставлениях никто не услышал, как скрипнула калитка и во двор Гапановича ступили Басаргин старший и его родственник из Барнаула.

      – Здравствуй, Семён Тимофеевич! – приветствовал Гапановича Басаргин и обратился к народу, – Люди добрые поклон вам от меня и моего родственника из Барнаула Петра Михайловича. Речь хочу держать, дозвольте.

      – Говори, Павел Васильевич, – понеслось по двору.

      – Понял я, о пожаре разговор. Правильно, или как?

      – Правильно! О нём, Павел Васильевич! Не верится что-то, что так прямо всё и погорело! —донеслось до Басарина.

      – А коли так, то вот вам мой сказ. Пожар сильный был, сам не видел, а родственник мой Пётр Михайлович сам погорел, он обо всём и поведает.

      – Селяне, братья, послушайте что скажу, – выдвинувшись вперёд, стал говорить родственник Басаргина. – Города, таким, каким вы его знали, больше нет. От знаменитого «Пассажа» купца Смирнова, между улицами Иркутской и Кузнецкой, остался только трехэтажный остов, а всё внутри, начиная от дегтя и до драгоценностей, сгорело. Пострадал и дом Полякова, но в основном остался цел, его постоянно поливали холодной водой, а вот дом Кашина не сгорел, сейчас торгует и большую прибыль имеет. Народ в очередь стоит и берёт всё подряд. Много мародёров и лихого люда появилось, их ловят, а они не убавляются. Ну, скотина всякая и птица это понятно, сгорело её много, а вот людей сколько, – опустив глаза и подумав о чём-то своём, – не знаю, – сказал родственник Басаргина, – но видел много сгоревших трупов и утопленников. Горе, большое горе у народа барнаульского. Видел, своими глазами