Главные слова жизни. Гиви Леванович Кобулашвили

шел того, кто Гуле пройти не давал. Хотя искать и не надо было. В начале улицы, на которой она жила, пивной ларек стоял. Перед ним, в сомнительной компании, дневал и ночевал.

      – Разговор есть, – сказал я. Там же близко железная дорога проходила. От города бетонным забором отделялась. В одном месте забор был разрушен. Его перешагнул и ты в другом мире, чужом и неприютном. Сзади тебя бетонный забор, города не видно. И город тебя не видит. Впереди тебя, кроме рельсов, тоже ничего нет, если не считать крыши домов. Вокзал за поворотом, и он не виден. Вокруг ни одной живой души. Иногда только вагон с заключенными останавливали, подальше от посторонных глаз. На другой стороне забора милицейская машина ждала, Черным вороном звали. Заключенных в машину переводили. – Первый пошел, второй пошел, третий…– только и было слышно.

      На том месте передо мной двое стояли. Они заключенными не были, пока не были. Оба в руках ножи держали. Складные ножи – острые, длинные и тонкие. В боковом кармане брюк и то не заметишь. Когда нож раскрывал, настроение для шуток пропадало, его назначение озадачивало. Это и было логическим концом бессмыленных препирательств и пререканий. От этой девушки самому велели отстать. До рокового шага мало что оставалось.

      Чей – то голос послышался. Голос с того света шел, мой был. Еще до него не дошел, но обо всем надо было заранее позаботиться. Дело это хлопотное. Предки, да, ждали меня, но увидеть свои новые апартаменты все – же не мешало.

      Но это еще впереди, успеется. А сейчас медлить нельзя. Хищник вседозволенности из клетки выпущен. Еще немного и уже не остановишь. Впарить бы им что-нибудь чумовое, как-то осадить.

      – Первый закон Ньютона знаете? – выпалил ни к селу, ни к городу. Больше ничего не успел придумать. Не звать же на помощь предков. Какую помощь они окажут, догадывался.

      Показалось, что оба немного поубавили. Ньютон – понятное дело, ежу известно, но причем здесь он. Как бы, на свою голову, кого – нибудь из авторитетных не откапать. Уразуметь это не дал, достигнутый успех дальше развил.

      – Каждое действие имеет свое противодействие, – провозгласил я. Что из физики помнил и не помнил, все выложил. Те с недоумением на меня уставились. Не могли в толк взять, то ли совсем я свихнулся, то ли прикидываюсь таким.

      Что они думали, это их забота, но кажется сработала. В голове промелькнуло, что все перепутал. Когда пришел домой, в книгу заглянул. Оказалось, что в качесте первого закона, третий сватал. Хотя им что третий, что двадцать третий, все одно. Что задумали не знаю, но то, что критический момент миновал, видно было.

      – Раз так, – сказал я, – встретимся один на один, с собой хоть лопату. Один из нас живым не должен остаться.

      Живым не должен остаться – этого уж не ожидали.

      – Кто опередит, тому и жить. Упреков и нареканий никаких, – уже в знании литературы себя проявил. Это последнее оттуда заимствовал. Откуда именно, не помнил, чьи слова, тоже, но само выражение не забывалось. Стоило прочитать, как в самое сердце кольнуло, там и осталось.

      Мое предложение от своих намерений обоих удержало. Ножи спрятали. Разговор шел уже о другом. Это вызов был, и не такой уж безопасный. Какое бы то ни было отступление свои могли не так понять. Оба воображали себя всесильными и крепкими парнями. Я ни за тем, ни за другим не гнался, но другого выхода не видел. Гули надо было оградить, чего бы это мне не стоило, пока последный листочек не упадет.

      Еще вчера с Гулей вместе в одном классе сидели. Доверие и понимание с первых же дней. И после школы друг друга не растеряли. Она на вечернем отделении училась, там же работала, на кафедре. Выйдя утром из дома, возвращалась поздно вечером. Из группы или с кафедры то один провожал, то другой. Но ей самой было неловко. Появиться на второй день в университете с подбитым глазом или с чем – то подобным, украсить никого не могло. Одно время двоюродный брат сопровождал. Незадолго до этого из армии демобилизовали. Там чемпионом дивизии был по единоборству. Но соревнования кадый день не проводят. Спортивную форму все-же не растерял. Четыре стороны света – нашел еще троих желающих участвовать в мероприятиях. Недалеко деревня была, туда гостить зачастили. Там спина к спине, оттуда в синяках и прямо в карцер. И чтоб строевым шагом, иначе не примут. Когда домой вернулся, заскучал, такого удовольствия лишили. Узнав о бедах Гули, как будто второй раз родился. В своей стихии окунулся. Всю неделю за ней следовал. Не прочь был и оздоровительные уроки встречающим преподать, но начинание безнадежное. Если существуют на свете бездарные люди, они и были. Учи – не учи, сизифов труд. Но это тоже не было выходом. Брат на другом конце города жил, каждый день уроки давать не мог. При этом молодой парень, и о своей девушке надо было позаботиться.

      Было решено встретиться через три дня на этом же месте. Каждая сторона могла с собой еще двоих привести. Всякое вмешательство, помогать или разнимать не допускалось, пока один из нас к праотцам письмо не отнесет.

      Язык мой – враг мой. Слово не воробей, вылетит, не поймаешь. Главное, оказывается, вовремя себя выплакать. Шахиды, возможно, так и поступают, раз ничего уже не боятся. Три дня для этого вполне хватило. Всех близких обошел. В глубине сердца