Колдуньями не рождаются. Марго Генер

Спонсор банкета?

      Доярка, почему-то бледная и дрожащая, с шумом сглотнула и прошептала:

      – Ты… ненормальная. Замолкни и гляди в пол.

      В пол я смотреть не собиралась, потому что все это стало казаться перебором. Если тут феодальный строй или крепостное право – пожалуйста. Но я в их компанию не просилась.

      – Нет, ну серьезно, – не отступала я. – Что за мужик?

      – Храни нас великая луна… – только пробормотала доярка и сгорбилась еще больше.

      Я фыркнула – некоторые в своей гонке за почтительностью явно переигрывают.

      Седой, тем временем, повернулся куда-то к лесу, лицо сделалось еще более отрешенным и возвышенным, что в сочетании с длинным и острым носом делает его похожим на повидавшего виды орла.

      Пока он созерцал ночь, или делал вид, что созерцает, из кареты вышел второй мужчина. Молодой брюнет с волосами чуть ниже ушей и заправленными за них. На вид около тридцати, тридцати пяти лет, в камзоле, естественно черном, с серебряными пуговицами и нашивками, в темных штанах и сапогах. Тоже с высокомерием во взгляде голубых глаз, но в силу возраста оно не такое едкое. Черты лица правильные, четкие, его можно назвать красивым, если бы не надменность и холод на лице.

      – А это что за фрукт? – продолжила расспрашивать я доярку.

      Но доярка уже что-то бормотала, глубоко склонив голову и терзая пальцами край передника, и отвечать явно не собиралась. Я расслышала только «…превеликая луна, обереги…».

      – Отличная ночь, – немного растягивая слова, произнес седой и вдохнул полной грудью так шумно, что даже мне слышно. – А ты не хотел ехать, Люциан.

      – Я и сейчас считаю эту затею лишней, отец, – ответил брюнет глубоким, каким-то бархатистым голосом, будто специально учился где-то актерскому мастерству. Во всяком случае, мне показалось, говорит он с большой артистичностью, даже захотелось выкрикнуть по Станиславскому: «верю!».

      Тот, кого брюнет назвал отцом, скривился.

      – Традиции надо чтить, дрогой сын, – произнес он. – Во всяком случае те, из которых можно выгадать пользу.

      – И какая польза от этого глупого обычая?

      Парень явно не горел желанием участвовать в этом флешмобе, как и я, поэтому сделала себе мысленную заметку – возможно с ним надо познакомиться, вдруг знает, как выбраться из этой глухомани. Ибо доярка рассказывать, очевидно, ничего не желает.

      Седой оглянулся и мазнул по нам равнодушным взглядом.

      – Взять себе покорную и расторопную служанку, осчастливив ее своей благосклонностью, – наставительно произнес он, – прекрасный тактический и воспитательный ход, Люциан.

      – И зачем ехать самому? – снова недовольно поинтересовался брюнет. – Можно было отправить возницу.

      – И лишить себя удовольствия полюбоваться их смиренными лицами? – отозвался седой.

      Молодой мужчина только хмыкнул.

      – Лицами? – вопросил он. – Я вижу только макушки в чепчиках. Они же все в землю уткнулись.

      На что седой проговорил важно:

      – Так