Перстень Лёвеншёльдов. Сельма Лагерлёф

Но напрасно она отдавала такие распоряжения. Ни мольбами, ни угрозами не могла она заставить слугу отправиться в Карлстад. Она встала на колени перед кучером, но и он отказался ехать. Она была в таком горе из-за дочери, что у нее начались спазмы и судороги. Ведь графиня Мэрта – безумна и необузданна как в горе, так и в радости.

      Эбба Дона лежала с воспалением легких, жизнь ее была в опасности, но привезти врача было невозможно.

      И тогда в Карлстад поехал домашний учитель. Рискнуть на такую поездку в распутицу было все равно что играть со смертью, но он отправился в путь. Он ехал по взломанному льду, перебирался через обрушившиеся снежные глыбы. Порой ему приходилось вырубать для лошади ступеньки во льду, порой вытаскивать ее из размокшей дорожной глины. Говорили, будто врач отказался ехать в Борг, но учитель с револьвером в руках заставил его отправиться к больной.

      Когда он вернулся, графиня чуть не бросилась ему в ноги.

      – Возьмите все, что у меня есть! – сказала она. – Говорите, чего вы желаете: мою дочь, мое имение, мои деньги!

      – Вашу дочь! – ответил учитель.

      Анна Шернхёк внезапно умолкает.

      – Ну а дальше, дальше что? – спрашивает графиня Элисабет.

      – Пожалуй, дальше не стоит рассказывать, – отвечает Анна.

      Ведь она одна из тех несчастных людей, которые постоянно живут под гнетом страха и боязни. На этот раз они не оставляли ее в покое уже целую неделю. Она и сама не знает, чего хочет. То, что однажды представлялось ей справедливым, теперь кажется совсем иным. Теперь она дорого дала бы за то, чтобы графиня Элисабет вообще не слыхала бы эту историю.

      – Я начинаю думать, что ты просто дразнишь меня, Анна. Разве ты не понимаешь, что мне необходимо услышать конец этой истории?

      – Рассказывать дальше почти что нечего. Для юной Эббы Доны настал час жесточайшей борьбы. Одна любовь восстала против другой, земля – против неба.

      Графиня Мэрта рассказала дочери о поразительной поездке, которую совершил ради нее молодой человек. И сказала, что в награду за это она обещала ему ее руку.

      Юная фрёкен Эбба тогда уже настолько поправилась, что лежала одетая на диване. Слабая и бледная, она была еще молчаливее, чем обычно.

      Услыхав рассказ матери, она подняла свои темные глаза и, с упреком взглянув на мать, сказала:

      – Мама, ты отдала меня лишенному сана пастору, человеку, который утратил свое право быть служителем Бога, человеку, который воровал и нищенствовал?

      – Но, дитя мое, кто рассказал тебе об этом? Я думала, ты ничего не знаешь.

      – Я случайно узнала. Я слышала, как твои гости говорили об этом в тот день, когда я заболела.

      – Но, дитя мое, подумай! Ведь он спас твою жизнь!

      – Я думаю о том, что он обманул меня. Ему нужно было сказать мне, кто он такой.

      – Он говорит, что ты любишь его.

      – Да, я любила его. Но не могу больше любить того, кто обманул меня.

      – Как мог он тебя обмануть?

      – Вам, мама, этого не понять.

      Ей