Веселье. Камиль Азатович Хасанов

даже своего лучшего друга. А всё ради чего? Ради какой-то там бабы и своего!..

      Вынув нож из кобуры, что висел у него на поясе, Финт резко провёл им по горлу приятеля. Упав на колени, Бёрд взялся за шею, откуда потекла кровь. Он попытался что-то сказать, но ничего, кроме кряхтения, не издал.

      – Будто я и сам не понимаю, – расстроился Финт и пнул приятеля ногой. – Такой твари, как ты, не понять этого. – Он с ненавистью глядел на упавшего наземь мужчину. – Бабы? Говоришь, бабы?! – И пнул лежавшего в живот, который после от боли опустил свои окровавленные руки. – Видел бы ты эту бабу! Скотина, а не баба! Я, между прочим, старался. – Он вновь пнул приятеля. – Пыхтел, чтобы добыть ценную информацию. – И очередной пинок. – Всё ради вас, неблагодарных тварей! – И хотел пнуть ещё раз, но разочарованно: – А, подох уже.

      Обтерев нож об одежду Бёрда, Финт убрал его в кобуру и продолжил копать яму, думая над тем, что в его жизни, кроме Граса, не было достойных людей. Все они всегда упрекали его, говорили, какой он бесполезный и никчёмный человек. Сначала – родители. Для них он – машина по переработке еды, лишний рот, на который им приходилось тратить свои заработанные гроши. Отец часто бил его, если он съедал лишний кусок чёрствого хлеба или брал не положенный ему кусок редиски. А о мясе, что бывало у них лишь по особым случаям – когда отцу удавалось получить объедки за удачно найденный минерал в качестве бонуса, – ему и думать нельзя было.

      Однажды, когда отец принёс собачьи кости и уснул после тяжёлого дня, Финт стащил одну – уж очень он хотел есть. Пытаясь сгрызть её, он сломал зуб и повредил десну. Кровь «телка ручьём». Проснувшийся от его стонов отец поначалу не понял происходящего, но, обнаружив у сына кость, отлупил его до такой степени, что Финт стал заикой на целых шесть дней.

      Тогда он не понимал, почему они родили его, дали ему жизнь, если после вечно обвиняли в существовании и относились к нему как к скотине.

      Вообще, он не понимал их пристрастие иметь детей. Вечно брюхатая мать жаловалась на свой «никчёмный» живот, что мешал ей в повседневных делах и увлечениях, в особенности плотских. Хотя и это её останавливало лишь на время – пока её тошнота не смолкала или она корчилась от очередных приступов между делом.

      Финт никогда не желал иметь братьев и сестёр. Он боялся, что им придётся пережит то же, что и ему. К счастью или несчастью, жизнь прислушивалась к его молитвам (или это были боги? – он не знал): все они рождались мёртвыми или недоношенными.

      Потом – торговцы еды, у которых ему приходилось воровать, чтобы выжить. А ведь он не брал у них многого, – ровно столько, сколько нужно, чтобы не умереть с голоду.

      Как-то, стащив яблоко – фрукт, о сладком вкусе которого Финт слышал от беспризорных мальчишек, сумевших украсть столь божественный плод, – он чуть не лишился кисти руки. К счастью, Грас спас его, отдав последние три медяка, предназначавшихся к покупке хлеба (его семья должна была питаться им целые сутки), только чтобы торговец отпустил его друга. О своём наказании перед семьёй Грас не рассказывал, но Финт знал, что ему пришлось заниматься постыдными делами,