Свитки из пепла. Павел Полян

лагеря и всего того, чем им пришлось здесь заниматься, – эти, как уже отмечалось, центральные документы Холокоста! (Берегли они и свидетельства третьих лиц, как, например, рукопись о Лодзинском гетто.)

      Бесценны и десятки других свидетельств тех членов «зондеркоммандо», которые чудом остались в живых. Независимо от того, в какой форме они были сделаны – в форме ли показаний суду или при расследовании преступлений нацистов, в форме ли интервью¹²⁷ или в форме отдельных книг (как Нижли, Мюллер или Наджари).

      «Мы делали черную работу Холокоста», – как бы подытожил за всех Яков Габай¹²⁸.

      Умри ты сегодня, а я завтра!

      Уже в лагере, изолированные от всего мира, члены «зондеркоммандо» все же сталкивались с тем отторжением и ужасом, которые они вызывали у других евреев – прежде всего у самих жертв.

      Лейб Лангфус честно признается: «А вот случай из конца 1943 года. Из Шяуляя прибыл транспорт с одними детьми. Распорядитель казни направил их в раздевалку, чтобы они могли раздеться. Пятилетняя девочка раздевает своего годовалого братишку, к ней приблизился кто-то из коммандо, чтобы помочь. И вдруг девочка закричала: «Прочь, еврейский убийца! Не смей прикоснуться к моему братику своими запачканными еврейской кровью руками! Я теперь его добрая мамочка, и он умрет вместе со мной на моих руках». А семи-или восьмилетний мальчик, стоящий рядом, обращается к нему же: «Вот ты еврей и ведешь таких славных детишек в газ – но как ты сам можешь жить после этого? Неужели твоя жизнишка у этой палаческой банды тебе и впрямь дороже, чем жизни стольких еврейских жертв?..»¹²⁹.

      Дети шарахались от «зондеркоммандо», для детей они были своего рода «персонификацией смерти»¹³⁰.

      В уста Галевского, одного из руководителей восстания в Треблинке 2 августа 1943 года, Жан-Франсуа Штайнер, автор романа «Треблинка», вложил следующие слова: «В этом-то и корень необычайной силы нацистской системы. Она оглушает своих жертв, как это делают некоторые пауки. Она оглушает людей и убивает оглушенных. Кажется, что это довольно хлопотно, но в действительности иначе ничего бы не получилось. <…> Мы, пособники пособников и служители смерти, вегетируем в совершенно новом мире, мире посредине между жизнью и смертью, скомпрометированные настолько, что мы своей жизни можем только стыдиться»¹³¹.

      Когда палач и жертва находятся по разные стороны плахи, это хотя бы понятно. «Зондеры» же были принуждены соучаствовать в конвейере убийства и выполнять задания, о которые немцы, представители народа-господина, сами не хотели мараться. За это они оставляли их на некоторое время номинально живыми. Но, оставляя в живых бренные тела своих подручных, эсэсовцы тем вернее брали в заложники и убивали нечто большее – их души.

      Члены «зондеркоммандо» были самыми информированными заключенными во всем лагере и потому – самыми охраняемыми и самыми обреченными. По поводу своей судьбы они не строили никаких иллюзий и прекрасно понимали, что принадлежность к «зондеркоммандо» – не что иное,